Атомка
Шрифт:
Люси, хотя и была связана, рванулась, подстегиваемая злостью, к ним и рухнула на них обоих.
Прогремел выстрел. Одинокий: эха здесь не было, не было ни малейшего отзвука. Только вдали сорвались со своих мест и взлетели в воздух птицы.
Три тела оставались неподвижны, будто время остановилось.
Первой приподнялась Люси, еще оглушенная выстрелом.
Шарко под ней не шевельнулся.
— Нет!!!
Комиссар открыл глаза и оттолкнул в сторону тяжелое тело. Колосс скривился от боли, кусок рукава его куртки, ближе к плечу, был вырван.
Франк поднял пистолет, прицелился и, покосившись
— Ты в порядке?
Люси плакала. Шарко как следует врезал рукояткой оружия шоферу по лицу и сразу же приставил ему дуло к виску. Жилы на шее комиссара набухли, он был готов выстрелить:
— Сейчас я отправлю тебя в ад!
— Не стреляй! — закричала Люси. — Если ты его убьешь, мы, наверное, никогда не узнаем, куда увозили детей!
Полицейский тяжело дышал, ему было не до размышлений о будущем, но голос Люси его отрезвил.
Комиссар поднялся на ноги, не сводя глаз с того, кто отныне стал их заложником, зашел за спину Люси и развязал ей руки.
— Пошли отсюда, — сказала она.
Шарко выстрелил в воздух — пусть Владимир думает, что их казнь состоялась, — и отдал пистолет Люси:
— Если пошевелится — стреляй.
Потом он стащил с великана куртку, сорвал с глаз очки и прочно связал ему руки теми веревками, которыми совсем еще недавно был связан сам.
— Тебя только оцарапало, сволочь! Похоже, ты родился в сорочке.
Пинками заставив водителя встать, комиссар грубо толкнул его в спину — двигайся, мол, — и протянул куртку Люси:
— Держи.
— А ты?
— Обо мне не беспокойся.
Энебель надела огромную, не по росту, куртку с капюшоном, и они почти бегом направились к дороге. Михаил трусил рядом на поводке, как послушная собака. Стало совсем темно, ночь накрыла мертвую Чернобыльскую электростанцию своими ледяными крыльями. Воздух отсырел, на небе замерцали первые звезды… тоже ведь сгустки энергии…
Шарко на мгновение остановился, чтобы заправить под капюшон волосы подруги, и, посмотрев на ее пальцы, увидел на них кровь:
— Ты ранена!
Люси поднесла руку к голове:
— Да ну… пройдет…
Комиссар еще ускорил шаг.
— Само не пройдет. Нам надо как можно скорее добраться до больницы. Из-за этой раны… и из-за радиоактивности.
Они переглянулись, в глазах обоих была тревога. Оба были уверены, что нахватали доз, — но сколько нахватали?
Люси двигалась с трудом: куртка со свинцовыми прокладками весила тонну, в голове пульсировала боль, с утра во рту и маковой росинки не было, — но она находила в себе силы идти дальше. Она упорно шла и шла за этим человеком, которого любила, как никого на свете, за человеком, который ее спас. Человеком, которому она обязана всем.
Они добрались до тропы, по которой пришли к озеру.
Фургон был на прежнем месте.
— Не отпускай его ни на секунду, Люси!
Пока Люси держала великана на поводке и под прицелом, комиссар прорвался через кустарники и бросился к машине, которая стояла метрах в десяти от них.
Сразу же заурчал мотор, но полицейский удвоил скорость и подбежал к дверце еще до того, как Владимир успел включить задний ход. Шарко резко дернул дверцу, скинул переводчика с сиденья и уложил на землю, придерживая коленом. Подошла Люси, прикрикнула
— Куда этот фургон возит радиоактивные отходы? Ну, говори! — потребовал Шарко.
Переводчик шумно проглотил слюну, губы его дрожали.
— Вы полицейские, вы не имеете права…
Шарко схватил его за горло и нажал:
— Хочешь проверить?
Владимир захрипел, а когда комиссар ослабил хватку, сплюнул.
— Ну что, теперь будешь говорить? Слушаю.
— Возит… возит в Озёрск.
Шарко быстро оглянулся на Люси. Она, морщась, трогала пальцами затылок.
— А что там делается, в этом Озёрске?
— Не знаю, клянусь, клянусь вам, не знаю! Вроде бы там и есть-то только заброшенные военные комплексы и радиоактивные отходы, больше ничего.
Полицейский кивнул в сторону связанного гиганта:
— У него спроси.
Владимир повиновался. Бородач не хотел отвечать, но Люси врезала ему рукояткой пистолета по царапине от пули, он взревел и в конце концов заговорил.
— Он сказал, что на месте его всегда встречает Леонид Яблоков, — перевел Владимир.
— Кто это такой?
Вопрос — ответ — перевод.
— Начальник Центра временного складирования и захоронения радиоактивных отходов, который называется «Маяк-четыре» [76] .
— Другие водители тоже замешаны в их дела?
— Говорит, что нет.
— Что еще он знает? Зачем Шеффер похищает детей? Почему он так интересуется процентным содержанием цезия в организме каждого ребенка?
Шарко снова сдавил пальцами шею Владимира, тот чуть не плакал.
— Да не знает он! Он, как и я сам, только звено в цепи. Я работаю на ассоциацию, Михаил перевозит радиоактивные отходы и выполняет по контрактам отдельные поручения.
76
Производственное объединение «Маяк» Федерального агентства по атомной энергии занимает и сегодня ведущее место в промышленном потенциале Озёрска. Приоритетные направления его деятельности — выполнение оборонного заказа, переработка и утилизация облученного ядерного топлива, производство радиоактивных изотопов, применяемых во многих отраслях экономики, в том числе и в медицине. Развивается здесь и конверсионное производство с использованием радиационных технологий, работает программа аналитического приборостроения. «Маяк» имеет совместные предприятия с иностранными партнерами, поддерживает торговые связи с заказчиками из десятка стран мира.
— Ага, например, отправляет людей на тот свет! Кто еще ваши сообщники в ассоциации?
— Никто. Шеффер всегда обращался прямо к нам.
Шарко расстрелял его взглядом и повернулся к Люси:
— Что будем с ними делать?
Люси прочитала в глазах комиссара решимость, умноженную желанием оставить от этих людей мокрое место, и спокойно ответила:
— Передадим властям и правосудию. Как только вернется сеть, позвоним Белланже, пусть он свяжется с Арно Лашери и еще с этим… с полицейским из Москвы, Андреем Александровым. Поехали, Франк.