Аттестат зрелости
Шрифт:
– Надоел?
– Окунь вскипел.
– Это ты мне должна надоесть! Крутишься со всеми, как... – он выругался.
– А сам? Мало шляешься по кабакам?
– Так ведь я сейчас только с тобой, а ты и к Чарышеву липла, и к Серёжке Герцеву вяжешься!
– Да я хоть всё успеваю делать: и учиться, и любовь крутить, а ты? Двоешник несчастный!
Окуня это задело за живое: как целоваться, так с ним, а как для души, значит, пай-мальчика подавай? Злые, беспощадные слова обрушились на Викторию. Она сначала опешила,
– Да на что вы мне нужны, сосунки несчастные, и Герцев ваш, и ты! Вот!
– она шикарным жестом выхватила откуда-то конверт, а из конверта фотографию, помахала этой фотографией перед носом Окуня.
– Это жених мой! Сам еще как котёнок, а мне мораль читаешь! Какой от тебя толк? Тоже мне муж - объелся груш!
Лицо у Виктории стало некрасивым от злости, неприятным. Окунь на её тираду только головой покачал:
– Эх, и подлая ты!
– неразборчив был Окунь в знакомствах, но не знал, что дремлет в нём чувство святого мужского братства, неписаный закон которого гласил: чужую невесту не тронь.
– У тебя жених есть, а ты крутишься со всеми!
– и он, схватив дублёнку и шапку, ушёл.
И вот он опять сел рядом с Викторией, привычно кивнул, словно расстались лишь вчера:
– Привет!
– Привет, Окунёк. Ой, какой же ты смешной стал, как новобранец!
– ответила она без тени злости.
– Ты не возражаешь, если здесь будет сидеть Витёк Сутеев?
– Хм...
– Окунь покосился на Витку, ответил с иронией.
– Вообще-то не возражаю, но Витёк Сутеев перетопчется, мне и здесь неплохо.
– Окунёк, что с тобой, ты весь в колючках. Я же не щука, проглотить тебя не хочу, давай лучше дружить, забудем прошлые обиды.
– Давай дружить, - охотно кивнул головой Окунь. – Но только в школе.
Осипова изумленно и растерянно смотрела на Окуня, и тот, усмехнувшись, сказал:
– Брось ты, Витка, глаза квадратные ставить, не нужен я тебе, как и другие парни, - и пропел, дурачась, слова песенки, услышанной от Фитиля. – «Мы с тобою случайно сошлись, и шутя, может быть, разойдемся». Здесь – моё законное место, так что и ты перетерпишь моё присутствие, а нет – сваливай за другую парту.
Виктория пожала плечами: мол, сиди здесь, если хочется, но её глаза загорелись интересом - к ним подходил Сутеев.
– Рыба, дело есть, - буркнул Витька Окуню.
– Выйдем!
Окунь вышел вслед за Сутеевым в коридор.
Сутеев, самый высокий в классе парень, ожидал Василия, привалившись к стене.
– Ну, чего надо?
– грубо спросил Окунь, хотя, конечно, догадывался, чего надо было Сутееву.
– Ты, Рыба, отваливай от Вики, делай поворот оверштаг! – Витька частенько сыпал морскими терминами, отчего его звали в классе Витька-мореход.
– Ты мне тут свои заумные словечки не высказывай, говори, чего надо!
– Перевожу: не лезь
– Не понял. А ты тут при чём?
– Не лезь, и всё!
– Ты забыл, наверное, что я ходил с ней. – Окунь покачивался с пяток на носки.
– Как я вдруг её брошу? Не солидно. Наша фирма такие веники не вяжет.
– Я тебе всё сказал, а то... – он глыбой навис над Окунем, сверля его злыми глазами.
– Побьёшь?
– Василий рассмеялся: если бы знал Сутеев, что ему никакого дела нет до Виктории Осиповой, но позлить Сутеева хотелось, и Васька не отказал себе в этом удовольствии:
– Да Витка и сама со мной дружить хочет, а ты, дуролом, лезешь напролом. Хочешь, я пойду сейчас и при всех её поцелую! Хочешь?
– и Окунь сделал шаг в сторону класса.
Сутеев молчал, ошарашенный.
– А это видел?
– наконец, обрёл он дар речи и угрожающе показал кулак.
– Ходули повыдёргиваю!
Окунь расхохотался ему в лицо:
– Это золото, Синдбад-мореход, не для тебя. Ты, Витенька, дерево по себе руби, - и Окунь, засунув руки в карманы брюк, направился в класс.
«Надо всем им доказать, - подумал он об одноклассниках, - что Окунь - есть Окунь». Но грустно ему было, невыносимо грустно. Всем чужой и ненужный. Даже Осиповой. И Настя тоже хороша, она, видите ли, комсомольское поручение выполняла, а зачем в душу лезла со своими разговорами? Нет, Окунь ещё им всем докажет, а что - он и сам не знал. Себе он уже доказал самое главное, понял за последнее время, что он - разгильдяй и балбес. А другим доказывать не надо, они это и так знают, вот и Настя не верит, а ему, оказывается, так нужно её доверие.
– Поговорили?
– спросила Витка.
– Поговорили. Всё нормально, а ты думала, что драться из-за тебя будем?
– Ну и как? – глаза Виктории горели любопытством.
– Что - как? Неясно, что ли? Я - здесь, он - там, - показал он на Витьку.
– Твой Синдбад-мореход угомонился.
После уроков Окунь повёл Осипову, подхватив под руку, к раздевалке, помог ей одеться, так, под руку, и на улицу вывел, до автобуса проводил, дождался её автобуса и... вежливо попрощался:
– До завтра, Вика. Завтра продолжим спектакль.
Осипова вошла в автобус, уверенная в том, что Окунь поедет её провожать, но Василий лишь приветливо помахал рукой и остался на остановке. Осипова со злостью прикусила губу, никак не думала, что Василий так легко от неё откажется.
– Настя, что с тобой? Ты какая-то сама не своя, - участливо спросила Светлана подругу, когда они возвращались из школы. Веселова вздохнула и ничего не ответила.
– Настя, а зачем к тебе Окунь приходил? – Светлана вовремя проглотила вертевшееся на языке Васькино прозвище - Рыба: она давно стала замечать, что подругу коробит, когда при ней так называют Окуня.