Аттестат зрелости

Изюмова Евгения Федоровна

– А Васю нашего вчева увезви на сковой. Он забовев. А мама на ваботе.

– Что случилось с Васей?
– встревожилась Настя.

– Я не знаю. Мама вызвава сковую, и Васю увезли.

– А в какую больницу?

– В какую наша мама ваботает, - объяснил голосок.

– Да в какую же?
– нетерпеливо допытывалась Настя.
– Где это?

– Там дяденька на пвощади, я все никак маму не спвошу, что это за дяденька, - словоохотливо доложил голосок.

– На площади Кирова, - Настя вспомнила про памятник перед больничным городком.

И стукнула себя досадливо по лбу, потому что прекрасно знала, где работает Вера Ивановна Окунь, но память от волнения за Василия словно «закоротило».

– Навевное, я не знаю.

– Спасибо тебе. Ты умная девочка.

– Я не девочка. Я - Вавева, - обидчивым басом произнесла трубка.
– Сама ты девочка.

– Валера, а откуда ты знаешь, кто я?
– поинтересовалась Настя.

– А Васе всегда девочки звонят, - простодушно пояснил Валера.

Настино лицо вспыхнуло, горячая волна прихлынула к глазам. Девочки. Всегда звонят девочки. И всё-таки он нравился ей. Она помнила, как Вася пришел к ним в класс - вежливый, аккуратно одетый. Но потом что-то случилось, он сильно изменился: стал задиристым, даже злым и хамоватым.

– Спасибо тебе, Валера. Ты молодец. Ты один дома? Не боишься?

– Не-а... Я самостоятельный, - ответил мальчишка солидно.
– Это я потому дома, потому что заболел, а так я хожу в садик, в старшую группу, - Валере, видимо, хотелось поговорить, но Настя, ещё раз поблагодарив мальчишку, повесила трубку.

Настю охватила паника: Вася заболел! Серьёзно, наверное, раз его увезли на машине «скорой помощи». Настя заторопилась домой.

– Мам, дай денег! – с порога обратилась она к матери.

– Зачем?

– Вася Окунь заболел, я в больницу к нему хочу сходить. Ведь из-за меня он заболел! Ему плохо!

– Но ведь и у тебя болит нога. Выйдет из больницы, поблагодаришь его, а так - что за спешка?

– Да из-за меня он заболел, как ты не понимаешь?!
– в отчаянии воскликнула Настя.

– Ну-ка, ну-ка...
– усадила мать Настю рядом с собой.
– Расскажи-ка, это почему же из-за тебя?

Настя тяжело вздохнула и рассказала всё по порядку: как упала, как на неё наехал Окунь, как тащил на себе по лесу, пока ребята их не догнали.

– Это что же? Бросили они тебя?

– Да не бросили!
– досадливо отмахнулась Настя.
– Просто не сразу спохватились, ушли далеко. Понимаешь, не сразу? А в больницу я все равно пойду!
– упрямо заявила Настя. – Потому что...

– Потому - что? – Полина Егоровна заглянула в глаза дочери, и та серьезно ответила:

– Потому что нравится он мне.

– А я от Светланки слышала, что он у вас вроде Дон-Жуана, - растерялась мать.
– Да и дружит, она говорила, с Викой Осиповой.

– Господи, мама, да он не только с одной Осиповой дружит!
– в сердцах воскликнула Настя.
– А мне он всё равно нравится! Нра-вит-ся! Разве непонятно?
– Настя взволнованно хрустнула пальцами.

Полина Егоровна ласково погладила дочь по голове, привлекла к себе, подумав

удивленно: «Боже мой! Настя-то совсем уже невеста!» - а вслух сказала:

– Иди, Настенька, ведь этот мальчик в беде. И ему надо помочь. И отношение твоё к нему совсем ни при чём. Верно?

Настя улыбнулась благодарно: ах, какая же у неё мамочка, все понимает. И поцеловала Полину Егоровну в щеку.

Настя узнала в справочном окне одного из корпусов городской больницы, что с простудными заболеваниями люди поступают в терапевтическое отделение.

– Это - как выйдете во двор, налево - новый корпус, - пояснила Насте девушка из справочного.

В терапевтическом отделении фамилии Василия на листочке, где была отмечена температура всех больных, не было. Но Настя, обычно робкая, добилась, чтобы её пропустили к старшей медсестре, и та, полистав журнал, сказала, что Василий Окунь лежит в отдельном боксе. Она дала Насте халат, в котором девушка почти «утонула» - такой он был широкий и длинный.

Медсестра повела Настю по коридору, потом они поднялись на третий этаж, опять шли по коридору. Медсестра была рослая, рыхлая. Лицо у нее было доброе, голос - воркующе-ласковый.

– Васятку привезли к нам в двенадцать часов. Я как раз дежурила. А сегодня одна сестричка отпросилась, вот я за неё и осталась.

Настя, прихрамывая, еле поспевала за ней, путаясь в полах халата. Она почти бежала, а медсестра-богатырша, казалось, шла не спеша.

– Температура у него, голубчика, свыше сорока была. Бредил даже. Мать его, Вера Ивановна, плакала, убивалась. Утром на дежурство пошла, сердешная, ночью совсем не отдыхала. А ей уставать никак нельзя, она - хирург. А у хирургов каждый день работа, всё кого-нибудь да режут, - и тут же поправилась, - операции делают, - женщина шумно вздохнула. Ей нравилась молчаливая собеседница, и она совсем не расстраивалась, что Настя ничего не отвечает.

– Вот бокс, где Васятка лежит, - медсестра взялась за ручку двери и вдруг спросила: - А ты кто будешь? Вика или Настя? Он, когда бредил, кричал: держись, Настя. То Вику звал, а то вовсе смешно кого-то называл - Инфанта.

Насте показалось, что она покраснела до самых пяток, и еле слышно сказала:

– Настя...

– Настя...
– повторила медсестра таким тоном, словно хотела сказать, вот, мол, ты какая, Настя.
– А я Агриппина Петровна, тетя Гапа. Откуда же он тебя вытаскивал, вижу, ты хромаешь даже.

– Я в лесу ногу подвернула, а Вася идти мне помогал. Он в одном свитере был, потому и простудился. Замёрз сильно

– Скажи, пожалуйста, какой герой, - уважительно произнесла тетя Гапа.
– А ведь и не подумаешь: такой оболтус, совсем Веру Ивановну измучил. Без отца ведь вырос. Отец-то, прощелыга окаянный, бросил их. Да... – она тяжко вздохнула.
– А у Васи твоего - левосторонняя пневмония, воспаление легких, значит. Но ничего, температурку мы ему сбили немного, поправится твой Вася!
– она открыла дверь и подтолкнула вперёд Настю: иди, мол.