Аттестат зрелости
Шрифт:
— Пойдём, Димуль. А они тут все дураки дурацкие!
— А кто у него невеста? — вдруг поинтересовался на весь класс бесхитростный Колька Артамохин.
— Кому и кобыла невеста, — вставил Андрюха. Класс, включая меня, грохнул смехом.
— Не, ну, правда? — Колька поочередно посмотрел на меня, на Мишку, на Андрея. — Кто невеста-то?
— Кто, кто, — сквозь смех выдавил Мишка. — Это кто надо невеста!
До конца уроков Зеленчук и Жазиль избегали смотреть в мою сторону. Зато со стороны женской половины класса внимания было хоть отбавляй. А перед последним уроком ко мне, согнав
— Тоша, а мне можно вот такие же духи? Ну, пожалуйста, пожалуйста…
— Маечка, солнышко, — ответил я.
— Трусики, носочки… — вполголоса недовольно пробурчал с соседнего ряда Юрка. Майка резко обернулась, зло посмотрела на него. Её так с первого класса дразнили. Но сдержалась, тут же снова повернулась ко мне, улыбнулась.
— Увы, Май, — я развел руками. — Пока нет. Эти последние были. Как только дядька еще привезет, — сочинил я на ходу, — тогда будет тебе презент.
— А когда он привезет? — Майка состроила наивную морду лица. Я опять пожал плечами.
— Ну, откуда ж я знаю?
Майка недовольно встала.
— Ну, ты уж про меня не забудь! — бросила она.
Я промолчал.
— Лучше бы ты нам с Андрюхой такой подгон сделал, — недовольно буркнул Мишка в раздевалке. — Больше пользы было бы. Глядишь, у меня бы с Аленкой выгорело бы.
— Лариска бы тоже порадовалась, — подхватил Андрэ.
— Какого хрена ты этой Жазильке… продолжил было Мишка.
Он не договорил. Рядом с нами возникла вдруг Елена Витальевна Середина.
— Ковалёв! — позвала она, растягивая свои узкие губы в знакомую змеиную улыбочку. Я встал со скамейки, подошел к ней.
— Да, Елена Витальевна.
Она внимательно оглядела меня с ног до головы.
— Ковалев, — повторила Середина, продолжая улыбаться по-змеиному. — Если не ошибаюсь, ты у нас заместитель секретаря комитета комсомола…
Еще бы, не ошибалась она! Сама же год назад на комсомольском собрании и назначила меня, предложив какой-то новоиспеченной комсомолке-восьмикласснице выдвинуть мою кандидатуру. Собрание радостно (по принципу «слава богу, не меня!») тут же, невзирая на мои возражения, проголосовало единогласно.
— И что?
— Ничего! — отчеканила Елена Витальевна. — Завтра вы вместе с Викой Горячкиной проводите общешкольное комсомольское собрание с повесткой дня «обсуждение персонального дела комсомольца Блинковой Галины». Ясно?
Вика Горячкина, миловидная голубоглазая длинноволосая блондиночка, училась в 9-м классе, была секретарём комитета комсомола школы. На всех собраниях, митингах и прочих акциях Середина поручала ей выступление или доклад, благо язык у девушки был неплохо подвешен, а за трибуной она смотрелась весьма выигрышно — словно с плаката. А главное, она была исполнительной. Если Середина сказала провести собрание и осудить поведение Блинковой, можно было не сомневаться, Вика Горячкина всё сделает именно так, как сказал Елена Витальевна.
— У меня завтра секция, — попытался уклониться я. — Подготовка к городским соревнованиям.
— Ерунда! — отрезала Середина. — Комсомольские дела важнее!
—
— То есть, вы отказываетесь? — язвительно поинтересовалась Елена Витальевна. — А вы не думаете, что вам еще выпускные экзамены сдавать? В том числе по физике?
Я сморщился, как будто съел лимон. С неё станется.
— Значит, тогда на комсомольском собрании вторым вопросом будет обсуждение вашего отношения к исполнению обязанностей по организации идейно-политической работы в школе, — продолжила Елена Витальевна.
Заместитель секретаря комитета комсомола по своему функционалу отвечал за идейно-политическую работу. У меня она заключалась в организации еженедельных политинформаций по школьному радио. Ответственным за радиоузел был, кстати, Мишка. Плюс раз в полгода мы всем комитетом обновляли стенды в пионерской комнате.
— Завтра в 14.30, — подытожила Середина. — Подготовьтесь с кратеньким выступлением о моральном разложении Блинковой и предложите поставить вопрос об исключении её из комсомола. Ясно? — с металлом в голосе угрожающе спросила она. — Объявление Горячкина уже повесила.
— А что случилось-то? — выглянул из-за моего плеча Мишка.
Середина смерила его высокомерным взглядом, нехотя буркнула:
— Загуляла она. Забеременела. Собирается уходить из школы.
— Мля, — выдал Мишка, как только Елена Витальевна скрылась за дверью. — Песец Гальке.
Галька Блинкова, заводная симпатичная брюнеточка, надо признать, с хорошенькой фигуркой, училась в параллельном 10-м «а» классе. Звёзд с неба не хватала, но и в отстающих не числилась. На дискотеки-танцы Галька не ходила, хотя и была компанейской девчонкой. Ходили слухи, что у неё есть ухажёр, парень постарше её, который работает где-то водителем и живёт где-то в городе.
— Неплохая задумка, — голос Мишки вывел меня из «анабиоза», а его палец больно ткнул меня в живот. — Насчет костюма. По-человечески стал выглядеть. Я тоже так же сделаю.
Я опустил глаза. Понятно! Вчера я спорол со школьного костюма форменные блестящие алюминиевые пуговицы и пришил обычные черные. Костюм перестал выглядеть школьным, а стал вполне нормальным цивильным пиджаком.
— Хорошая идея, — повторил Мишка и поинтересовался. — Так что делать-то будешь?
— Собрание проводить! — ответил я. — Выступать буду, осуждать.
— За что осуждать? — мрачно поинтересовался Мишка.
— За то, что морально разложилась, — отрезал я. — Без нас.
До «тошниловки» мы дошли в мрачном молчании. Я вытащил из кармана горсть мелочи, протянул Андрэ:
— Купи пирожков, а? А мы постоим здесь, покурим.
Андрей ушел. Мишка достал пачку «опала», традиционно предложил мне:
— Будешь?
— Нет, — так же традиционно отказался я.
Мишка закурил, затянулся, выпустил дым вверх, задрав голову. На улице было пасмурно, сыро, но хорошо хоть без дождя. Я ходил в школу в старой болоньевой куртке, которая была потеплее новой кожаной. Мишке родители купили импортную темно-серую короткую куртку на меху. Ему каждый раз приходилось подворачивать полы пиджака, чтобы они не выглядывали наружу.