Аттестат зрелости

Рюмин Сергей

Матвеев вздохнул.

— Конечно, мы были неправы, что гинеколога пригласили на медосмотр, — проговорил он. — Ну, а что прикажешь делать, если из 10-х классов половина девушек регулярно живут половой жизнью? А?

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Это как называется? Кто виноват? Сегодня Блинкова, завтра еще кто-нибудь… Что прикажете делать, уважаемый комсомолец Ковалёв?

Я развёл руками:

— Воспитательной работой, наверное, заниматься надо, Иван Степанович. Как, это другой вопрос.

Но девчонок позорить на всю школу…

— Они сами себя опозорили, — усмехнулся директор.

— Как сказать, — возразил я. — Некоторые, возможно, по глупости, от большой, так сказать, любви.

— Это кто? — хитро поинтересовался Иван Степанович.

— Я к примеру сказал, — улыбнулся я. — Вам лучше знать. Вам врачи докладывают, не мне.

— Не мне, — покачал головой директор. — Елене Витальевне. Её инициатива была. И все коллеги, классные руководители с 8-го по 10-й класс её поддержали.

— Что, и Нина Терентьевна?

— И Нина Терентьевна тоже, — пожал плечами директор. — Мы ж вам добра желаем…

— Ты подумай, — директор тяжело поднялся со стула. — Время еще есть. Стоит ли поднимать шум? Ведь пострадает весь педколлектив.

— А если еще и родители узнают… — задумчиво добавил я.

Директор грузно опустился обратно.

— Надеюсь, до этого дело не дойдет, — с намеком сказал он, глядя мне в глаза.

— Кто знает, — я пожал плечами. — Я думаю, что уже дошло.

— Что он хотел? — Мишка подкараулил меня в раздевалке, куда я направился сразу после урока. Мне надо было ехать за паспортом. Тем более, что Лавруха вроде как дала санкцию на прогул.

— Я, честно говоря, не понял, — ответил я. — Вроде как не хочет, чтобы мы письмо направляли в милицию насчет медосмотров.

— Это как? — удивился Мишка. — Протокол собрания переписать что ли? Или собрание заново провести?

— Я откуда знаю? — развел я руками. — Мы свою задачу вообще-то выполнили. Если Горячкина хочет, пусть переписывает. Мне до лампочки.

Мишка пожал плечами.

— Кстати, Мишель, — весело усмехнулся я. — Ты в курсе, что половина «ашек» совсем не девушки?

— Нашел, чем удивить, — отмахнулся мой друг. — Тебе их поименно назвать?

— Не надо, — я демонстративно пошел на попятный. — Меньше знаешь, крепче спишь! Ладно, давай!

Я пожал ему руку.

— Мне за паспортом сегодня.

Процедура получения паспорта заняла меньше пяти минут. Меня пропустили в кабинет начальника паспортного стола без очереди. Я расписался в двух карточках, получил краснокожую книжечку в целлофановой обложке. Потом начальник паспортного стола Ольга Ивановна Кручина торжественно пожала мне руку, вручила книгу стихов Маяковского с закладкой и напомнила, устало усаживаясь на свое место:

— Не забудь отдать паспорт в ЖЭК на прописку. Понял? Завтра

же! Без прописки никак нельзя.

— Есть! — ответил я по-военному.

На площадке перед подъездом РОВД я увидел Юльку с женщиной лет 40-а. Увидев меня, девушка нахмурилась, отвернулась. Женщина, заметив это, что-то спросила у неё. Юлька отмахнулась. Женщина повернулась в мою сторону. Я кивнул головой, здороваясь. Она кивнула в ответ.

Сто процентов, к следователю пришли. Я не стал подходить, незачем, направился в сторону телефона-автомата. Набрал номер еврея-фарцовщика, дождался, когда гудки сменятся на корявый голос:

— Алло! Вас слушают.

— Добрый день Гершон Самуэльевич! — поздоровался я. — Это Антон. Как вы поживаете?

— Не хочу Вас расстраивать, но у меня все хорошо, — послышалось в трубке.

— Это пока я не позвонил, — пошутил я в ответ. — Хотел вот к вам в гости напроситься.

— По делу или как? — вопрос мне совершенно не понравился.

— Я подумал, что вы хотите со мной рассчитаться, — ответил я и добавил. — Хотя, может, вам понравилось болеть.

— Кому ж нравится болеть? — тяжко вздохнул собеседник. — Приезжайте, конечно.

— Чай, кофе? — предложил Гершон Самуэльевич, как только я перешагнул порог.

— Кофе, — ответил я. — В прошлый раз, Гершон Самуэльевич, вы хвалились чудесным заварным «Якобсом». Угощайте, будем посмотреть…

Еврей прямо-таки помолодел по сравнению с прошлым моим визитом. Напрочь с волос исчезла седина, разгладились морщины.

— Выглядите замечательно, — заметил я.

— А какие муки мне пришлось принять в связи с заменой зубов, — пожаловался он.

— Зато теперь у вас свои, настоящие.

— Это да, — согласился он. — Так, что вы хотите, Антон?

— Рассчитаться, Гершон Самуэльевич, — пожал плечами я.

Еврей вздохнул. Я едва сдержал смех. Если раньше фарцовщик выглядел соответственно возрасту и вёл себя, как умудрённый, старый еврей, то теперь, когда ему больше 40-а вряд ли можно было дать, его гротескное поведение вызывало смех.

— Что вы смеетесь, Антон? — Гершон Самуэльевич уловил моё настроение.

— Извините, Гершон Самуэльевич, но вы себя в зеркале видели?

— Ну, и что?

— Ваше поведение, — я опять едва не расхохотался, — отнюдь не соответствует вашему внешнему виду.

Еврей нахмурился, помолчал, но потом сам рассмеялся.

— Я догадываюсь, Антон. Это очень здорово — быть молодым.

— И здоровым, — добавил я.

— И здоровым, — согласился фарцовщик, скрываясь за дверью.

Он принес из комнаты пачку разномастных купюр, положил передо мной. Странно, но на его лице я не наблюдал ни малейших признаков сожаления.

— Извольте пересчитать, молодой человек, — заявил он. — Четыре тысячи пятьсот рублей.