Авантюрин. Сборник рассказов
Шрифт:
Тем временем трещина пересекла стену и добралась до потолка, посыпала хлопьями краски одеяло Джакомо и продолжила путь до противоположной стены. Старик не ведал о ней, он улыбался, потому что видел во сне кружева ночной рубашки на плечах той, которая была ему дороже всего.
Он проспал весь день и поднялся с кровати под вечер, когда зазвонили к службе колокола. Под раскалённой сковородой летнего неба потушили огонь, цветочные лепестки прижались друг к другу, змеи свернулись клубком, лошади тёрлись мордами над кучей овса. Джакомо потянулся, встал с постели, собрал
Меж тем под зеркалом, под штукатуркой, стена раскалывалась пополам. Джакомо, не ведая этого, продолжил свой ритуал: снял с вешалки рубашку, подогрел утюг, прошёлся им по манжетам и воротнику. Прополоскал рот содой, оделся, наблюдая в окно, как рубином в вине растворяется в чернеющем небе чёрный вулкан. Тогда он ещё не знал, что огненная гора станет причиной всех его бед.
Джакомо закрыл ставни, не заметив, как покосился проём окна. Напевая, подошёл к шкафу, достал пыльную бутылку вина, отёр её тряпкой, засунул лимоны в карман пиджака и отправился в путь.
Франческа жила в нижней части города, под скалой. Возле её дома был луг, куда Джакомо наведывался как в цветочный магазин. Каждый раз по-новому составлял букет – он любил её удивлять. Она никогда не знала, что именно он принесёт: сыр, цветы, вино, живую курочку или гуся; потому в течение тридцати семи лет каждый раз ждала встречи с ним как в первый раз.
– Мне сказали, вчера вздохнул вулкан, – произнесла Франческа, принимая лимоны и кьянти из рук жениха.
– Я не чувствовал никакого толчка.
– Ни я…
Он прижал её к стене и поцеловал.
– Ризотто готово, – сказала она и опустила глаза.
Джакомо сел в кресло, закурил. Пока Франческа сервировала стол, не сводил с неё глаз, не замечая разницы между женщиной с седым пучком и девочкой, с которой познакомился в поезде по дороге в Милан. Тогда ему было тридцать, он был женат. Ей едва исполнился двадцать один. Она мыла посуду в рыбацком баре на берегу. Поехала на север впервые в жизни – навестить сестру, что вышла замуж за миланского скрипача. Джакомо сразу понял: надежды, что они случайно встретятся во второй раз, нет. Он перевёз её в свой городок, устроил продавцом в обувной магазин и снял для неё этот дом под скалой. Пока был женат, три раза в неделю наведывался к ней в обеденный перерыв. Когда шесть лет спустя вдруг овдовел, стал приходить к Франческе по вечерам и был у неё до утра.
С тех пор день у каждого свой, но ночь – одна на двоих. Джакомо не видел её развешанного на верёвке белья, опухшего утреннего лица, растрёпанных волос. Уходил до того, как с рубашки и шеи выдыхался одеколон. Он не помнил её злой. Франческа пинала стулья и швыряла в стену тарелки, только когда была одна. Для жениха она отбирала слова, как отбирают фрукты на праздничный стол. Когда он задумывался и отстранялся, она клала в рот грецкий орех, чтобы пустой болтовнёй не разрушить его тишину. Знала: внутри мужчины должен
Тем вечером, после ризотто и вишнёвого пирога, они вместе почитали газету, выпили вина. Пересели на диван, выкурили одну сигарету на двоих, разглядывая друг друга в тусклом свете небесного фонаря.
Под утро, когда Джакомо наслаждался последними минутами тепла на её простынях, раздался грохот. Франческа сказала:
– Вулкан.
Джакомо подошёл к окну и несколько мгновений разглядывал темноту.
– Не искрит.
Когда обернулся, она уже спала. Взял со стула рубашку, просунул руку в рукав и с тревогой, которую не понимал сам, снова взглянул в окно.
Вышел от Франчески и направился к своему дому на скале. Занимался новый день, ещё один круг Земли, а он радовался, что уже снова скучал по ней. От нежности его сердце разбухло, как хлеб в воде, и чуть не остановилось, когда он в сумраке утра увидел, что обвалился кусок скалы и унёс с собой в пропасть весь его дом.
Джакомо обхватил голову руками, опустился на колени, посмотрел на небо и прошептал:
– Господи, я сделал всё, чтобы сохранить любовь, но ты не оставил мне выбора: теперь придётся переселиться к ней. Если у нас всё развалится, это будет твоя вина.
Встал, отряхнул штаны и пошёл туда, где она впервые ещё не ждала его.
Последние дни октября
В то субботнее утро в Керкире я сидел на горячей от солнца скамье, ел солоноватый виноград и разглядывал часы – подарок отца на день рождения. Трогал выпуклый циферблат, гладил ремешок из оленьей кожи; не верил, что дядя окажется прав, и однажды буду рад расстаться с ними.
– Как я найду Ифиджению? – спросил я дядю Адрастуса, который подарил мне свой секрет на совершеннолетие.
– Узнаешь её, едва увидишь, – ответил он с такой улыбкой, словно катал во рту засахаренный абрикос. – Только поезжай непременно в конце октября. В ноябре уже поздно.
Я поцеловал его в щёку и попросил одолжить саквояж.
Неделю спустя, в пятницу, двадцать первого октября, дядя довёз меня до причала Игуменицы. Пересчитал деньги в моём кошельке, доложил несколько купюр и, кивнув на часы, сказал:
– Если не хватит, продай их. Не пожалеешь.
Я накрыл папин подарок ладонью и испуганно взглянул на Адрастуса. Тот засмеялся.
Около полуночи капитан покинул стеклянную будку, чтобы посмотреть, как паром верёвками притягивают к берегу. Слева виднелся старый форт Керкиры. Луна ныряла в облака. Ветер пах солью и хвоей. Я не знал куда идти, потому пошёл за остальными пассажирами до ближайшей гостиницы.
Весь следующий день я шатался по городу и разглядывал женщин, но ни одна из них не привлекала меня. Блуждал по кривым улочкам, покупал орехи и сухие фрукты, ел их на ступенях чужих домов. Заходил в бары, пил мускат и ледяной мандариновый сок. Наблюдал за прохожими и ждал сам не зная чего. Когда успел порядком захмелеть, показалось, кто-то шепнул мне: «Иди на площадь с кипарисами. Они там».