Авантюрин. Сборник рассказов
Шрифт:
Ночь покидает город, влажный от дождя и дрожащий в реке. Гаснут звезды, лампы, люстры и фонари. В помощь шторы и сон, которым можно заполнить день, и проснуться, когда снова темно.
Жизнь сгорает как сигарета, куришь её или нет. Смерть толкает людей в пропасть забвения, и годы спустя никто не может вспомнить их лиц. Только те, кто, согнув голову, сидел в комнате за столом и старел, после смерти обретают каменных двойников на площадях. Такой двойник когда-нибудь будет и у меня. Ася, что ты сказала?
– Спи.
Посвящается
Всё время через океан
Часто перемены в жизни начинаются с похмелья, когда голова не может думать, и решение принимает сердце. Моника подсказала мне: «Если тяжело на душе, просто напейся и брось себя в незнакомое место. Из такого не возвращаются прежними». Эта женщина с лицом Хуаны Инес де ла Крус и характером Рейгана, утверждала, что у жизни появится вкус, когда я встречу свою вторую половину.
– Тогда мне придётся расстаться с женой.
– А в чём проблема?
Проблема? Ну да, жизнь с Росио стала скучной, как фотографии из чужого отпуска. Но жена принесла с собой порядок, расписание, ритуалы. Я перестал спонтанно путешествовать и рисовать на чём попало, только отсчитывал года – сухие бусины чёток в руках неподвижного йога.
Росио встаёт в пять утра, я в семь. Бужу Лолу, готовлю ей завтрак и отвожу в садик. Жена освобождается в три и забирает дочку. С пяти до шести вечера я в спортзале. Заезжаю в супермаркет, а потом всегда что-то намечается. Мы приглашаем, приглашают нас; фильмы, электронные письма, видеоигры. В такой распорядок не втиснуться ни любовнице, ни похмелью.
Но стоит оказаться далеко от жены, возвращаются алкоголь, рисунки, сомнения: а нужна мне вся эта правильная жизнь? Я звоню Монике и умоляю: «Раскинь».
Так случилось и тем серым утром.
– Где ты? – спросила она.
– В Порту, возле океана. Я заблудился.
– Нужна помощь? Где именно ты находишься?
– На камнях. Мони, послушай, раскинь, а?
Она усмехнулась:
– Хорошо.
Молчание и пыхтение в трубке. Пока она перемешивает карты, я смотрю, как морская пена исчезает на гальке.
– Всё то же самое. Четвёрка посохов, туз посохов…
– Не может быть! – я разозлился. – Не может быть, чтобы из твоей чёртовой колоды вылезали одни и те же карты.
– Всё будет повторяться, пока ты не изменишься. Кто-то давно пытается войти в твою жизнь, но ты не пускаешь.
– Я готов. Я здесь один. Никто даже не приближается.
– Смотри в оба.
– Ты знаешь, это дурацкое чувство вины… заводить вторую женщину.
– Зачем вторую? Встретишь свою, отпустишь чужую.
Позади меня сидели рыбаки в шерстяных кепках. Шарфы намотаны до носов. Похоже, спорили, стоит ли прятать лодки: волны становились сильнее. Где-то рядом обрушился ураган.
Я поднял воротник, чтобы укрыть шею от колючего дождя, и отправился туда, где, кажется, был центр города. Главное помнить, что
Это вполне могла быть она. Моника сказала, что моя женщина появится, когда всё будет безнадёжным. Но может быть ещё безнадёжнее, чем сейчас? Есть паспорт, если билет на самолёт, есть чемодан с одеждой, зубная щётка, но всё это в отеле, названия которого я не помню. Две колонны по бокам от входа, голубые изразцы: корабли, солнце с ехидной улыбкой – это всё, что память оставила в моём распоряжении. Куда-то подевался бумажник. Может, выпал, пока я спал на лавке? В кармане куртки лишь несколько монет, потому даже не могу пригласить эту женщину с гладкими волосами на кофе.
– Вы не знаете, где находится отель с изразцами? – спрашиваю через столик.
Она не понимает моего языка. Значит, не та. Значит, надо продолжать теряться. И пить не кофе с молоком, а портвейн. Или что тут пьют в Порту? Хотя моих монет не хватит даже на пиво.
– Воды, – попросил я в первом попавшемся баре.
Там было темно. Казалось, что снова ночь, и можно позволить себе напиться.
– Agua? – переспросил толстяк за стойкой.
На наших языках это слово звучит одинаково, но он налил мне вина. Я не стал возражать.
– Всё в порядке? – спросил он по-испански.
– Я заблудился. Не помню, как называется мой отель.
Человек за стойкой прищурился.
– А в каком вы вчера пили баре?
– С витражами. На углу площади.
– Он рядом с вашим отелем?
– Напротив.
– Жуана!
Лестница заскрипела. Через перила перегнулась кучерявая девочка лет шестнадцати.
– Жуанита, проводи этого господина в отель на Руа-ди-Кармо.
Жуанита застегнула пальто не на ту пуговицу, потому на спине пузырилась складка. Одна пола свисала ниже другой. Я шёл за ней вдоль плесневых стен с грязными окнами. Каждые пятнадцать-двадцать шагов Жуанита оборачивалась и глядела на меня. Я глядел на Жуаниту. У неё был подведён чёрным только один глаз. От левой пятки по колготкам поднималась стрелка. На подоле юбки отпечатался след от прищепки.
– Он твой отец? – спросил я медленно.
Жуанита остановилась, пристально посмотрела на меня и расхохоталась. Словно набросила паутину. Давно я не видел ни в ком столько молодости, столько цыганской беспечности. Она зашагала увереннее, только теперь не оборачивалась и чуть сильнее виляла задом. Свернули за угол, прошли через подворотню с гирляндами белья. Осколки бутылок хрустели под подошвами. Вдруг подумал: может, моя женщина должна быть другой? Непослушной, лохматой, незрелой; не такой, на каких я обычно засматриваюсь?