Авантюрин. Сборник рассказов
Шрифт:
Я расплатился, вышел из бара и огляделся. Эхо пустой улицы донесло до меня скрип замка, звук падающих в сумочку ключей, стук каблуков. От двери неподалёку отделился женский силуэт в шали с бахромой. Она устремилась к перекрёстку.
– Ифиджения? – крикнул я наугад и побежал за женщиной.
Она обернулась и прошлась по мне взглядом.
– Сторожил? Как ты узнал, где я живу?
Я что-то пробормотал. Сердце стучало, как её каблуки мгновение назад. Она взяла меня за рукав, потянула к свету. Я застыл от вида персидского лица, зловещего изгиба бровей и красных губ.
– Ты ни разу здесь не был. Кто тебе рассказал про меня?
– Адрастус.
Она
– Сколько у тебя денег?
Я открыл перед ней кошелёк. Ифиджения прошлась по купюрам ногтями, вытащила их и засунула в свою сумочку.
– Два дня, – сказала она и зачем-то стукнула каблуком. – В каком отеле твои вещи?
Воскресение и понедельник мы не раздвигали штор и не пускали горничную. Иногда, наспех одевшись, я выбегал на улицу за хересом, хлебом и апельсинами. Из страха не смотрел на циферблаты ни на руке, ни на площади, ни на стене.
– Мне не нужны твои часы. Только деньги, – проговорила она два дня спустя, собирая чёрные волосы в пучок.
– Сколько тебе нужно денег?
Она потянулась за сумочкой, достала из неё сложенный тетрадный лист, прошлась по нему зрачками.
– Ещё примерно столько же.
Впервые за те два дня я взглянул на отцовский подарок и прикинул, сколько за него могут дать в лавке, которую зачем-то заранее присмотрел на углу. Обхватил Ифиджению сзади, прижался виском к её горячей спине и прошептал:
– Подожди. Не раздвигай шторы. Сейчас приду.
По возвращении я протянул ей деньги. Она пересчитала купюры и произнесла:
– Ну вот. В этом октябре больше никто меня не дождётся.
В четверг, двадцать седьмого октября, я проснулся уже без Ифиджении. Вдохнул запах её подушки, снял наволочку и положил в саквояж. Соскрёб с тумбочки мелочь на билет до Игуменицы и поплёлся к причалу.
– Вижу, что нашёл её.
Дядя встречал меня на пристани. Он сжал моё плечо. Я не смотрел на него.
– Знаю, дружок. Потерпи неделю. Потом за работой время быстро пролетит до следующего октября. Денег поднакопишь. Я первые два года так же, как ты, еле живой с парома сходил. Думал, ничего лучше уже не случится. Потом возвращался к твоей тёте, и забывалось.
– Ничего лучше уже не случится, – пробормотал я.
– Пройдёт. Всё пройдёт.
– Может, жениться на ней? – встрепенулся я. – Знаю, где она живёт. Сейчас же вернусь в Керкиру…
Адрастус расхохотался.
– Она уже была замужем. Четыре раза. Последний муж её чуть не убил. Говорят, нашёл у себя под кроватью самого мэра. Той же ночью увёз сыновей-близнецов на материк. Ифиджении разрешает навещать их только раз в год, в день их рождения, двадцать девятого октября. Всё остальное время она тихо работает в овощной лавке и знать никого не хочет.
Дядя свернул на просёлочную дорогу. Мы молчали.
– Думаешь, я не пытался? – пробормотал он, опустил стекло и сплюнул в пыль.
Я смотрел на выжженный солнцем колючий холм, за которым начиналась наша деревня.
Комната
Он всё отдавал науке, всё. Получал стипендию и немедленно покупал книги, а потом у всех одалживал на еду. Питался водой и хлебом. Занимался расшифровкой письменности майя. Это ему удалось, и он стал всемирно известным учёным.
Севьян Вайнштейн
Невозможно расшифровать? Это же просто слова. Если не встретился Розеттский камень,
В помощь ночь, комната, тишина. За окном Нева ползёт огромной змеёй, чешуя переливается в свете луны. Ветер хрустит ржавыми листьями на ветвях. Карандаш становится карликом в бледной руке.
В помощь настольная лампа, сигареты, робкий свет фонарей. Фонари тоже не желают по-настоящему вмешиваться в темноту, как те, кто пишет статьи под заголовками: «Невозможно расшифровать» и «Кода майя нет». Диего де Ланда был обманут, но в любом обмане есть ключ. Так зачем мне ладонями разгребать песок азиатских степей, когда можно стать маяком в другой темноте? Пусть в сердце шумит тропический лес, волнами бьёт пощёчины озеро Петен-Ица и еле слышны жалобы тлеющих королей. Там древнейший народ ящериц и черепах пережил древних людей. Там под небом цвета скорлупы пасхального, луком крашеного яйца из тёмных рек выползают ядовитые пауки. Там ветер гоняет человеческий пепел по полю для игры в мяч, а в туннелях нет эха, как не кричи.
В помощь крокетный шар, ошибочное движение игрока. После такого удара голова как калейдоскоп. Когда едва всё не потерял, понимаешь, как просто терять. Работаешь, складываешь цветные стекляшки ума в собственный неповторимый узор. В помощь мечты о Начале начал. Совсем скоро все узнают про Семь пещер. Место, где первые люди далёкой земли начали оставлять следы, но королей и жрецов победил соблазн уйти от несчастий на юг. Всё оттого, что реки сделались мельче, и не в кого стало пустить стрелу… По ночам в комнате у большой реки я мог слышать их голоса – в помощь крокетный шар, ошибочное движение игрока.
В помощь чёрный чай и ликёр. Дверь с замком опасна для слабых душ. Сильных дверь с замком делает только сильней. В помощь неправильный алфавит, кодексы, кровавая библия Пополь-Вух. Эти округлые знаки – буквы, слоги или слова? Продолжать сравнивать и искать, сравнивать и искать. Локти превратились в одно целое со столом. Старый скрипучий стул как корабль, на котором я плыву не в пространстве, а по векам. Тох, камех, ахпу… Птица с жёлтой грудкой, куда ты летишь? Слева направо, снизу вверх, сверху вниз. Вода, дождь, ракушки, человеческие головы, орудия труда. Под раскрошившейся горой похоронен великан Кабракан, грудь мёртвой красной принцессы прогнулась под тяжестью жадеитовых бус… В помощь сиамская кошка. Ася, если бы у меня были твои глаза. Если бы я мог перестать думать, только видеть и чувствовать чисто, как ты…
– Пей.
Ты что-то сказала? Ну и ветер! Со стороны Балтики, кажется, ползёт гроза. Комната, вино, сигареты. Небо, пожалуйста, не светлей. Здесь же север, здесь должно быть темно. Лишь при свечах, керосинке и под настольной лампой случаются чудеса. Всё заканчивается, когда открывает двери метрополитен. Это что же, в центре иероглифа всегда главный знак? А по бокам? У неба три зуба, день – это цветок… Ася, что ты там говорила?
– Пей.
Записывали на камнях дары королей богам, чтобы никто не прослыл скупцом. Всем должно быть известно сколько у правителя сыновей, сколько он выиграл войн, сколько было земель. Что может быть интересней тысячелетий в руках? Судьбы тщеславных царей разложены стопками на моём столе. В помощь письма тех, кто отправился искать города под узлами ветвей и корней. Там на камнях вырезаны слова, а земля ещё солёная от крови игроков в мяч. Пусть копают. На природе тело набирается сил, но цветок разума распускается лишь в четырёх стенах.