Авантюрин. Сборник рассказов
Шрифт:
– Ну как там Мефодий? – спросила дома жена.
Младенец чмокал, присосавшись к её груди. Мужчина сел рядом, тронул нос малыша и вздохнул.
– Завтра тоже пойдёшь? – снова заговорила она.
– Пойду.
– Каждый день будешь ходить?
– Да. Осталось немного дней.
Она положила голову ему на плечо.
– Мефодий вернётся к тебе кем-то ещё, – прошептала жена, словно всё ещё длился его странный утренний сон.
Возможность змеи
У
– Сделаешь чаю? – произнесла Ева, заметив взгляд Монкады.
– Где ты была всю ночь? Я всё расскажу твоему мужу.
Ева села на кровати и вытерла осыпавшуюся под глазами тушь краем ночной рубашки.
– Ничего ты не расскажешь.
– Посмотрим.
– А если расскажешь, он будет над тобой смеяться, потому что по ночам я хожу смотреть на энотеру.
Монкада раскрыла рот и заморгала. Еле хватило сил произнести:
– Она зацвела?
Ева кивнула. На её золотистой коже выступили мурашки.
– Сегодня ночью пойду с тобой.
– Даже не думай, – сказала Ева.
– Почему? – подскочила Монкада, короли, дамы, шестёрки посыпались из её подола.
– В зарослях возле энотеры живёт змея. Взрослых она не кусает, только детей.
– Почему только детей?
– Тоньше кожа.
Монкада, собирая карты с пола, смотрела на вены, которые просвечивались на её запястьях. Все эти годы она ждала цветения энотеры больше, чем подарка на день рождения, чем ласкового взгляда Николаса, сторожа маслобойни, в которого были влюблены все девочки деревни, но лишь она одна любила его по-настоящему сильно.
Монкада была ещё совсем малюткой, когда дед показал ей цветущую энотеру в ботанической книжке.
– Это необычный цветок. Он распускается только ночью. Красота, которую замечают лишь те, кто знает, – говорил дед, собиратель редкостей для своего сада.
Он всё лето брал с собой Монкаду на почту, чтобы малышка прочувствовала удовольствие ожидания.
– Пришла моя посылка с семенами?
– Ещё нет.
– Хорошо, зайдём позже, – говорил дед женщине в почтовом отделении и гладил внучку по русой головке.
Наконец посылка пришла. Энотера пустила корни сначала в горшке, потом в вишнёвой аллее, но дед не дождался первого бутона. После его смерти Монкада ждала за двоих и в то утро, стоя перед заросшим садом, шептала: «Как к ней пробраться? Малина спуталась, вместо мелиссы бушует крапива, трава выросла такой густой и высокой, что яблоки падают в неё и исчезают бесследно. Завелись змеи». Вдруг с лица Монкады пропала тревога: она вспомнила сказку, в которой охотник идёт с ружьём по лесу и ничего, никого не боится. «У Николаса есть ружьё», – озарило её, и от одной мысли о стороже маслобойни, о том, что он может ночью проводить её до энотеры, во рту стало сладко, как прошлым летом, когда она забралась в цилиндр медогонки и слизывала с жестяных стен капли мёда.
В доме хлопнула дверь,
Монкада набрала слив в карманы и скрылась в тени веранды, в стенах которой прохлада ожидала вечернего часа, чтобы выйти наружу. Девочка взяла карты, засунула за щеку сливу, подумала: «Снова попробую выложить „Паука“, потом бабушка позовёт к обеду. Затем ещё один пасьянс – и вечер. Вот бы сегодня всё сложилось».
Монкада глядела на циферблат, брала карту, снова глядела на часы, потом на Еву, которая уже вернулась и сидела на софе с книгой, но не читала, а смотрела куда-то поверх страниц, иногда шевелила губами.
– Где твоё обручальное кольцо? – спросила сестру Монкада.
– Не знаю.
– Оно в тумбочке. В верхнем ящике. Почему ты его не носишь?
– Я ношу другие.
Ева закрыла лицо книгой. Монкада посмотрела на карты, снова смешала их и сгребла в колоду.
Когда стемнело, и за окном стало не видно сада, Монкада пожелала бабушке спокойной ночи и легла под одеяло в одежде. Кровать Евы пустовала. Возле зеркала стоял пузырёк духов и косметичка. «Зачем она так наряжается смотреть на энотеру? Вот упадёт, когда увидит меня с Николасом», – подумала девочка.
После того как уснула старушка, Монкада встала с кровати, прошла по дому тише кошки, осторожно закрыла за собой дверь и очутилась в мире, которого раньше не знала. В траве что-то щёлкало, в листве гудело, даже поросята в хлеву пахли иначе. Монкада старалась шагать не спеша, но не выдержала и побежала. Не понимала: сердце так колотится от страха или оттого, что она впервые встретится ночью с любимым.
У маслобойни никого не оказалось. Девочка обогнула её и уже собиралась заплакать от досады, как вдруг заметила, что дверь приоткрыта. Вошла осторожно и увидела горящие глаза пса, который помогал Николасу сторожить маслобойню.
– Малыш, иди сюда, – позвала Монкада. – Ну ладно, ладно, хватит целоваться. Скажи лучше, где твой хозяин?
Едва девочка произнесла это, тут же услышала шорох.
– Кто здесь? Николас, ты? – спросила она, ступая в темноту. – Это я, Монкада. Пришла за ружьём. Хочу посмотреть на энотеру. Её цветок распускается только ночью. Ева сказала…
Вдруг кто-то пронёсся рядом с ней в темноте и выскочил из маслобойни. Монкада устремилась к подсвеченному луной прямоугольнику двери и увидела, что на задвижке замка болтается лоскут огненного вьетнамского шелка. Девочка взяла его и растерянно повторила: