Авантюристы
Шрифт:
— Им — что с масла вода, — покачал головой Терентий. — Ну как с этакой орясиной беседы весть?
— Мы ленивы и не любопытны, — констатировал Нарышкин. Проехали еще с десяток верст, и тут выяснилось одно весьма досадное обстоятельство: коренник захромал.
— Расковался совсем, — доложил дядька, остановив тройку и осмотрев лошадь.
— Кузнеца надо, иначе не доедем.
Лошадей пустили шагом, и через пару верст на пригорке показалось большое село.
Первый же встреченный на околице селянин ввел наших героев в легкое замешательство. На вопрос Терентия
— Кузнец-то он кузнец… Да вот примет ли он вас севодни?..
Оставив, таким образом, вопрос открытым, селянин чинно проследовал по своим мирским делам. Проехав несколько вперед, Терентий повторил попытку. Следующий обыватель, остановленный им, услышав вопрос о кузнеце, бросил беглый взгляд на тройку, зашелся смехом и удалился, придерживая трясущийся выпуклый живот рукой: — Подкова…ой не могу! Обхохочисси!
— Это становится забавным, — пробормотал Нарышкин.
Следующий житель села был более словоохотлив. После традиционного осмотра экипажа он поскреб затылок:
— Оне шибко заняты. Навряд примут… Вот кабы вам надобно было изгородь сковать или, скажем, крыльцо сгородить, тогда бы еще туда-сюда. А за этакую говенную безделицу и браться не станет: не по шубе рукав! К ему даже из столиц ездют! Да какие люди! Что ни коляска, то купец первой гильдии, либо заводчик… ну, на худой конец, — прокурор! А ты говоришь, подкова!
— А может спробовать, — пытал Терентий. — Тут делов-то — всего-ничего.
— Нет, что ты! Пальца не подсунешь, — селянин скорбно покачал головой.
— Да что он за генерал-губернатор такой… мать его! — Нарышкин едва не вывалился из брички. — А ну, показывай дорогу…
Однако, прибыв на подворье кузнеца, «Гроза морей» сменил гнев на изумление.
Все пространство перед кузней напоминало разъезд Большего Театра в день премьеры. Экипажи, кареты и коляски всех мастей запрудили просторный двор.
— Куды лезешь, квашня! — прикрикнул на Терентия запачканный сажей мужик, бывший, очевидно, кем-то, вроде распорядителя. — В хвост очереди становьсь!
Пристроив бричку там, где было указано, Нарышкин с Терентием отправились дальше пешком.
Сама кузница походила на средних размеров вокзал в губернском городе. Из ее ворот, словно из жерла преисподней, вырывались клубы дыма и пара. Лошади в испуге шарахались. Люди тоже слегка нервничали. Внутри кузни грохотало, ворчало, шипело. Слышались тяжкие удары молота по наковальне. Все подходы были загромождены разнообразными коваными изделиями. Рядами и секциями стояли затейливые ограды, заборы, решетки и парапеты. Громоздились друг на друга лестницы, балконы и козырьки крылечек. Ажурными колоннами выстроились завитки, кудри, волюты, кронштейны… Посреди этого кованого многообразия возвышался громадный, литой в металле истукан в парадном вицмундире, при всех старательно вылепленных регалиях. Истукан был похож на жителя Полинезии и имел очень нехорошее выражение лица.
— Предводитель губернской! — поймав полный немого
— Послушайте, любезный, не Вы ли будете кузнец? — поинтересовался Нарышкин у молотобойца. От удивления тот едва не покалечил себя, уронив молот на землю. Он остолбенел, как бы пораженный дерзостью вопроса. Некоторое время шевелил губами, переводя дух. Наконец, справившись с потоком чувств и опустив очи долу, молотобоец благоговейно указал грязным перстом:
— Вон, они будут Кузнец!
Поглядев в указанном направлении, Сергей увидел маленького, щуплого, опрятно одетого, лысоватого человека в огромном пенсне. Человек восседал на деревянной колоде, будто на престоле, и внимательно читал «Губернские ведомости». Лицо его было абсолютно непроницаемо, как у вождя и духовного лидера племени американских индейцев Хункпапа-Сиу, шамана по имени Сидящий Бык.
— Они и есть Кузнец! — подтвердил кивком головы богатырь с молотом, и взгляд его был полон смиренной кротости, как у невесты перед алтарем.
Возле Кузнеца суетился толстый господин в цилиндре. Явно конфузясь и комкая в руках белоснежные перчатки, с дрожью в голосе он вопрошал:
— Ну так как же, Порфирий Петрович, я могу надеяться?
— Надеяться можете, — не прерывая чтения, отвечал Кузнец.
— А нельзя ли как-нибудь пораньше… скажем… э-э…скажем… в среду? — канючил толстяк.
— Нельзя, — отрезал Мастер и, отложив газету, передал ее в руки мигом подлетевшего работника. Затем хлопнул в ладоши и крикнул кому-то невидимому:
— Лукашка, мы сегодня будем наконец обедать, или нет?!
— Пошли отсюда! — хмуро сказал Нарышкин.
Лошадь подковали в небольшой деревеньке, верстах в трех от села. Деревенский кузнец, босой, опухший и взъерошенный, узнав о нужде путешественников, обрадовался несказанно. На его каленых щеках заблестели крупные слезы.
— Работы никакой не стало! — пожаловался он, послав полный злобы взгляд в сторону прячущегося за лесом села. — Порфирий, собака, всех заказчиков свел. И гламное дело, внутря, паскудник, ни капли не берет! — кузнец обвел мутным взглядом компанию, ища сочувствия. — Ни капли, — повторил он. — И даже в престольный праздник, падлюка, рта не окропит!
Похоже, последнее обстоятельство огорчало его больше, чем отсутствие заказов. Заменив подкову и, тепло распрощавшись со всей компанией, деревенский умелец еще долго стоял у своей покосившейся кузни и, размазывая слезы, махал рукой вслед отъезжающей тройке.
— Сдается мне, он нам еще и приплатил бы за эту несчастную подкову, — оглянувшись, сказал «Гроза морей».
Проехали еще с десяток верст… Снова — лесостепь да буераки, снова дорожная пыль из под колес…
— Передохнуть бы мне, Сергей Валерианович, — взмолился Терентий, который правил тройкой еще от самой Тулы, почти не слезая с козел. — Всю корму отсидел, мочи моей нет! Пусть Степан меня сменит.