Август, воскресенье, вечер

Ру Тори

— Че стоишь, мерзавка? Он же его изуродовал! Знаешь, что? Я прямо сейчас вызываю такси, мы едем к моей сестре в Задонск и фиксируем побои. Сядет он, поняла? Это же надо, гад какой!!!

— Тань, пожалуйста, не нужно заявления, мы ведь в тот раз не стали его писать! — видя, что дело швах, тетя Марина начинает плакать. — Тебе мало моей мамы? Пожалей Ваню, она же всегда жалела твоего мальчишку.

— А тебе мало Толика, тварь? — рычит Рюмина и, пыхтя, помогает Илюхе подняться. — Ладно. Только потому, что в нем есть его кровь. У тебя сутки на то, чтобы уехать и ублюдка своего неадекватного отсюда увезти. Не уедешь — заявление

завтра же будет лежать у ментов! Его, с таким послужным списком, вообще на цепи и в наморднике держать надо!

Ваня все еще на адреналине — поводит плечами, щурится, снова сплевывает. Мы встречаемся взглядами, но он быстро отводит глаза.

— Спасибо, Тань… — тихо, но отчетливо произносит тетя Марина и, по-прежнему что-то приговаривая Ване на ухо, провожает его к выходу с пляжа.

Люди расступаются и пялятся, раздаются сдавленные смешки и шепот.

Но ведь Ваня не виноват в том, что произошло — это Рюмин, слизняк и придурок, целенаправленно вывел его на агрессию. Ваня упорно и долго держался. Он сам себе противен и не хотел бы, чтобы я видела его таким!

Я должна все ему объяснить. Про клоунаду, устроенную Илюхой, про историю его рождения, о которой я и сама лишь недавно узнала, про ложь во благо… Черт возьми, он же всегда понимал такие вещи!

Путаясь в льняном подоле и зачерпывая босоножками песок, я быстро нагоняю Волковых и увязываюсь следом, но тетя Марина останавливается и резко меня отбривает:

— Девочка, не подходи к нему. С него хватит. Сами не знаете, что творите, безмозглые малолетки, а он жизнь за вас готов положить.

Я задыхаюсь от едкой обиды, отчаяния и тупой боли, провожаю взглядом их удаляющиеся спины, и колени подкашиваются.

Они уедут, без вариантов… Теперь, из-за моей несусветной глупости и длинного языка, иных вариантов у Вани попросту нет.

— А что, только вам можно было устраивать шоу? — меня нагоняет Илюха в окровавленной майке и с разбитой в хлам рожей и торжествующе улыбается: — Сегодня будет еще одно шоу. Ты только телефон не отключай.

* * *

Глава 50

В гостиной и спальнях все та же духота, терпкий запах роз, идеальный порядок и полная безмятежность — здесь каждый предмет мебели и каждый аксессуар уверены, что все происходящее вне кирпичных стен этого дома — лишь суета, праздность и тлен.

За оконными шторами тоже идиллия — клумба с наивными махровыми цветочками, деловитые, но безмозглые куры у забора, июньский полдень, расплавленный жарой асфальт и тишина. Давящая, стерильная, пугающая тишина…

Зубы хаотично отбивают дробь, мышцы напряжены до судорог, щеки горят от стыда, паники и размазанной по ним соли. Я сижу за своим заставленным сувенирами столом и гипнотизирую взглядом спящий телефон. На черном пластике остаются мокрые следы ладоней и пальцев, в отражении виднеется перекошенное ужасом лицо, но я стараюсь бодриться и вовсю торгуюсь с собой.

Что может предпринять Рюмин? Показать всем глупое видео про наш шутливый несостоявшийся спор?

Все это время краем сознания, забредшими не туда мыслями, неведомым шестым чувством я понимала, что рано или поздно оно вылезет наружу, и сделала все, чтобы сохранить возможность оправдаться за него перед Ваней.

Этот слив будет тупой подставой

от разозлившегося на весь свет Рюмина, и ребята поймут, что сенсация шита белыми нитками. Ваня знает обо всех моих проблемах, он просил оставить прошлое в прошлом, он пообещал, что поверит только моим словам, а уж я-то растолкую, как все было на самом деле.

Но сегодняшняя драка и предшествовавшая ей сцена до сих пор стоят перед глазами, и из груди вырывается стон.

Что я натворила…

Ваня — чистый, честный парень, мечтавший узнать, кто он и откуда, найти свои корни, определить, от чего отталкиваться и к чему стремиться, услышал про себя такую грязь… Чтобы сильнее его ранить, Рюмин намеренно исказил правду, оскорбил тетю Марину, пошлыми намеками приплел и меня… Однако даже неприкрашенная правда о событиях тех времен могла бы уложить на лопатки самого сильного и взрослого человека, и Ваня не выдержал.

Я опять реву, реву как ненормальная — дрожу, икаю, шмыгаю носом, — и не сразу реагирую на короткое жужжание оповещения: в школьный чат пришло новое видео. Отправитель — Илюха Рюмин.

В глазах тут же темнеет, к горлу подкатывает тошнота.

Закусив губу, нажимаю на белый треугольник в кружке, и на экране возникает еще относительно здоровый Рюмин — помимо пластыря на лбу, ничто не выдает в нем смятения или обиды. Запись сделана накануне — поздним вечером или ночью.

— Здорово, народ! — криво ухмыляется он и игриво машет рукой. — Это видео не для вас, но вы, так и быть, тоже можете глянуть. Вы же любите такое… Ладно, к делу. Ванек, братан, я хочу поведать тебе о коварстве женщин… — он шумно вздыхает и хмуро пялится в камеру. — Каюсь, я должен был предупредить тебя раньше, глядишь, и отношения наши сложились бы иначе. Я должен был… — он меняет скорбное выражение на дурашливое, плотоядно лыбится и морщится: — Блин, забей. На самом деле нет! Ты мне тут не сперся. В общем, мы с Леркой решили развлечься, плюс у нее к тебе счеты, и мы сняли для тебя кое-что. Сам посмотри, только сильно не плачь.

Рюминская комната с серебристыми обоями и хламом на полках плавно сменяется видами на осеннее водохранилище — клубятся серые тучи, вдали виднеются бурые поля и рыжие берега. В фокусе — я, среди перепуганных и напряженных парней и девчонок. Крутые шмотки, высокий хвост, темная помада. Я на спор глушу залпом пиво, забрасываю банку в разбитое окно зеленого вагона, харкаю на землю и мерзко хохочу. Картинка на миг уезжает, в кадре появляется Рюмин, и, раскинув руки, подваливает ко мне. Мы танцуем медляк на платформе поезда, его грабли вольготно покоятся на моей заднице, а я льну к нему, как озабоченная, по уши влюбленная деваха, что-то мурлычу и по-свойски треплю его кудряшки.

Я отлично помню тот вечер — мы всего лишь прикалывались. Показывали собравшимся на пляже лохам, что такое безнаказанность, раскрепощенность и дружба навек…

Но сейчас, спустя восемь месяцев, от увиденного меня бросает в жар, а на висках проступает холодный пот.

Таких — слишком интимных, странных, эпатажных кадров с прошлогодних и зимних тусовок Рюмин нарыл немало. Вот я сижу у него на коленях, и он заботливо греет мне пальцы в ладонях, вот мы пьем вино из горлышка одной бутылки, вот стоим в обнимку, потому что холодно, а вот я, усмехаясь, указываю пальцем на не в меру веселого Карманова, а Рюмин и его прихвостни моментально набрасываются на жертву, как свора собак.