Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
— Кто слабак? — позади раздается хриплый дребезжащий голос Рюмина, и я, уставившись на его руки, медленно пячусь назад.
* * *
Глава 49
От вчерашнего лоска не осталось и следа — сегодня Рюмин помятый, опухший и бледный, кудрявые патлы нечесаны, поперек лба приклеена полоска пластыря с веселыми желтыми рожицами. Ходячее наглядное пособие для тех, кто желает как можно
— Ребят, куда-то собираетесь? — паясничает он. — Блин, сушняк долбит, дайте, что ли, попить… — Он бесцеремонно лезет в мой рюкзак, отвинчивает от бутылки крышку, жадно пьет и икает: — Лерка, все-таки привела его для приватной беседы? Молоток!
— Ты бредишь? — не понимаю, куда он клонит и огрызаюсь; впрочем, искать смысл в его бубнеже — дело неблагодарное, потому что он в стельку пьян. От него за километр разит спиртным, язык заплетается, а стеклянные, налитые кровью глаза, разъезжаются.
Ваня загораживает меня широким плечом и, встряхнув Рюмина за шкирку, взывает к его закоротившему разуму:
— Ты, утырок! Если так задело, что девочка со мной, так и предъявляй мне! Если еще хоть раз ее пальцем тронешь, землю жрать заставлю, понял?
Услышав свою излюбленную фразу из уст Вани, Рюмин подбоченивается и елейно лыбится:
— А, родственничек! Дай-ка обниму! — раскинув руки, он лезет к Ване, но тот отступает на шаг и отшвыривает его растопыренную клешню. — Да че ты, Волков, мне ж Лерка — как сестра! — картинно обижается Рюмин. — Стоп, а ты тогда кем мне приходишься? Зятьком? Надо у мамки спросить… А, нет. Ты же мне бро. Ха. С-сука… вот прикол!
Я немею от испуга: эта тайна ни при каких условиях не должна выйти наружу, но Рюмин явно вознамерился устроить разборки. Он в сланцах, майке и джинсовых шортах, в таком прикиде негде спрятать пистолет — значит, сейчас последует пакость иного рода. Слова, которые он припас, намного страшнее и опаснее пуль. И он точно их произнесет.
Словно почуяв мой испуг, он оборачивается:
— Не ссы, Лерок, нет у меня волыны. Дядька вчера обратно забрал.
— Какая волына? Ты ею Лере угрожал? — Ваня вздрагивает и вот-вот накинется на придурка, и тот подливает масла в огонь:
— Почему сразу угрожал? Я ее уму-разуму учил, — он мерзко скалится, и Ваня, выругавшись, хватает его за грудки. Ситуация неотвратимо катится к катастрофе.
Я сбрасываю оцепенение, подпрыгиваю к ним, пытаюсь увести Волкова к пляжу, но моих сил явно недостаточно — он словно врос в землю и превратился в камень.
— Я тебя сейчас убью, — ровным и тихим голосом объявляет он, но Рюмин поднимает указательный палец и многозначительно им покачивает:
— Не, чувак, не спеши. Убьешь — не узнаешь ценную информацию о твоем папаше.
Страх — глубинный, неподконтрольный мозгу, медленно парализующий тело, — уничтожает меня изнутри, и я, срывая связки, ору:
— Илюха, заткнись! Это не твоя тайна, не тебе ее выдавать!!! —
— Ты, наверное мучился вопросом, кто твой отец, — хихикает Илюха. — Фантазировал о своем происхождении, как все безродные ублюдки… Мнил себя аристократом. Ну, или хотя бы сыном летчика. А тебя… внимание, барабанная дробь… по синьке заделал мой батя. Толян Рюмин! Реальный пацан, четкий.
— Это что, правда? — Ваня не сводит с него глаз, но обращается ко мне: — Ты тоже знала?!
— Конечно, она знала! Ты — сын шлюхи, которую отодрали на пьяной вписке. Это знают все в поселке! — Рюмин специально нарывается, его план наконец становится очевидным и для меня, но сейчас, на этой стадии, я уже ни на что не могу повлиять.
Ваня бледнеет как полотно, его трясет, и я в ужасе умоляю:
— Ваня. Он же провоцирует! Пойдем отсюда, пожалуйста!.. Не ведись, перестань!!!
— Лер, ну хватит! Все кончено, а ты боялась… Как там твоя рука? — вихляется Рюмин и, склонившись к Ване, доверительно сообщает: — Кстати, чувак, я вчера нашу Лерку малость помял… Не так, как ты, конечно, но все еще впереди. Разделим ее по-семейному?
Волков дергается, отталкивает Илюху и молниеносно заряжает ему с правой в челюсть. Заваливает его на песок, придавливает грудь коленом и методично и мощно гасит. Раздаются глухие удары и хруст.
Но в поверженного Рюмина будто вселяется дьявол — он не закрывается, громко охает, стонет, хрюкает и хохочет:
— Вот, Ходорова, смотри и запоминай, какой он «спокойный и уравновешенный»! Типичный Рюмин! Отморозок, ничем не лучше меня! Ты ошиблась, Лер. Теперь видишь, как сильно ты ошиблась?!
Периферическое зрение отказывает, я вижу только Ваню. В эти мгновения он не похож на человека. В футболке с надписью «Нежность» и с ангельски прекрасным, непроницаемым лицом он творит страшное, но он — не воплощенное зло. Если бы у философских понятий были визуальные образы, так могли бы выглядеть возмездие и справедливость…
— Он же его убивает! — сквозь слои ваты прорывается чей-то вопль, и я прихожу в себя.
К нам приближаются ошарашенные отдыхающие, бледная тетя Марина в соломенной шляпе и длинной юбке и запыхавшаяся тетя Таня в халате и домашних тапочках.
Она машет руками и голосит на весь пляж:
— Оттащите его кто-нибудь! Да что ж это такое!..
Марина вцепляется в Ванины плечи и тихо приговаривает:
— Что ты творишь, сынок? Очнись… Очнись! — тот промахивается и лупит по песку рядом с Илюхиной скулой, разжимает кулаки и поддается на ее уговоры — встает, сплевывает под ноги и, шатаясь, отходит в сторонку.
Илюха с блаженной улыбкой смотрит в небо, утирает ладонью кровь и что-то напевает под расквашенный нос, а рядом разгневанной тигрицей мечется его мать: