Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
— Делаем, Сергей.
— Вижу. Только уже столько раз убеждался — верить у вас никому нельзя, — сказал я, надевая пилотку на голову.
— Верить, в принципе, нельзя никому. Но мне можно.
Есть у меня сомнения насчёт этого Кирилла. В его искренности.
После нескольких минут ожидания Белкина, мы направились в гостиницу. Самое хорошее, что произошло в этот день — это факт его завершения.
Следующие три дня были верхом нашего позора. Если за выступлением американцев и британцев наблюдали так же, как и за французами, то вот наши «подобия»
С каждым днём и количество людей желающих познакомиться с техникой, уменьшалось. Самый «пик» потери интереса пришёлся на четвёртый день.
Организаторы нам объявили, что решено не выставлять наши самолёты на закрытии авиасалона. Только наземный показ без полётов. И этот факт расстроил товарища Паклина. Он долго возмущался.
Белкин ему объяснял, что к технике потерян интерес, а «пародии на пилотаж» этому способствовали.
— Тогда измените программу. Пускай Морозов делает то, что вы планировали, — ругался Паклин, после очередного дня авиасалона рядом со стоянкой.
— Он и так знает программу. Его учить не нужно. Дайте ему команду, и он это сделает.
И тут приехал один из членов делегации и рассказал, что больше советские истребители летать не будут. Борис Николаевич пришёл в ярость и убежал куда-то.
К такому концу всё и шло. За сегодняшний день я ответил только на один вопрос журналиста. Больше людей рядом с нашей стоянкой не было.
— Скучаете? — подошёл ко мне Кирилл, когда я ходил вокруг самолёта.
— Нет. Очень даже весело. Особенно смотреть за реакцией Паклина. Вот что значит, когда рулят процессом некомпетентные люди.
— Да. Товарищ Чубов уже ищет виноватых. Предложил вашу кандидатуру и Белкина, — сказал Кирилл.
— А кто же ещё! Будем бороться в Москве за своё честное имя, — ответил я.
— Само собой. У вас ещё есть одна встреча сегодня, — мило улыбнулся Кирилл.
И улыбка у него не натянутая. Видно, что искренняя. После не самого удачного периода, полного разочарований, хочется уже чего-то радостного.
— Кто? Султан Брунея? Не-а, его точно не знаю, — посмеялся я.
— С этим человеком вы захотите пообщаться. У вас много общего, — ответил Кирилл и предложил сходить в центральный павильон.
Мы прошли внутрь, и мой переводчик проводил меня к стенду, где была информация о нашем МиГ-29. Возле него уже нет столько народу, как это было в первый день. Рядом с макетом Су-27 и вовсе никого.
Напротив стенда МиГ-29 стояли двое. Одного из них я узнал. Это был тот самый француз, который высказал нам претензии за слив «отстоя», и с ним был человек более преклонного возраста.
— Ваша милость, — обратился к старику Кирилл.
К нам повернулся человек с большой копной седых волос. Лицо морщинистое, с густыми бровями и излучает некий свет благородства. Выправка и осанка у этого дедушки великолепная. Одет в приталенный пиджак с бирюзовой рубашкой. Но главное — на груди помимо ордена с зелёной колодкой ещё и орден Ленина со звездой Героя Советского Союза.
— Не стоит,
— Сергей, это виконт Рамон де ла Пуаф. Лётчик полка «Нормандия — Неман», полковник французских ВВС, — представил меня Кирилл, пока я пожимал руку старику.
В месье де ла Пуафе читается его аристократическое происхождение. Да и рукопожатие, несмотря на возраст, крепкое.
— Для меня большая честь, месье Родин. Встреча с советским лётчиком-испытателем, продолжателем традиций своих предков! — радостно встретил меня де ла Пуаф.
— Не могу не ответить тем же, — сказал я на французском.
При его родственнике скрывать знания языка не было смысла. Кирилл, кстати, не был удивлён. Людей его рода деятельности вообще сложно удивить.
С виконтом было приятно общаться. Разговор занял пару часов. Даже члены советской делегации с недоумением смотрели в нашу сторону.
Мы вышли с ним из павильона и направились к МиГ-29. Позади нас шли Белкин с Кириллом и родственник де ла Пуафа.
— Я помню Ельню. Там мне удалось сбить больше немцев, чем за всю войну. Но порой, никто и не считал сбитые самолёты, — вспоминал он фронтовые будни.
— Сколько у вас побед? Есть официальные данные? — спросил я.
— 10 одиночно и столько же в группе. По-разному пишут. Изначально я участвовал в боях над Британией. Уже потом генерал де Голь объявил о создании нашего полка в России. Я с теплотой вспоминаю те годы, хоть это и была война, — ностальгировал Рамон.
Он рассказал, что сейчас занимается бизнесом и изобретательской работой в сфере лёгкой промышленности.
— Бутылочки? — спросил я, когда услышал, что именно производят фирмы де ла Пуафа.
— Да. Для шампуня, геля для душа и много ещё чего. Очень прибыльно, — смеялся виконт.
Вот уж человек нашёл себя после службы! Когда мы подошли к самолёту, Рамон засветился от счастья.
— Великолепный! И этот тоже потрясающий, — указал де ла Пуаф на Су-27. — Красивые машины. Мощь советской авиации и её будущее. Это прекрасно. Но что у вас произошло, месье Родин? Мой родственник говорит, что ваши показы были унылыми. Он даже первый не досмотрел до конца.
Де ла Пуаф повернулся ко мне и вопросительно посмотрел своими серыми глазами. Как будто ждёт объяснения.
— Всё ещё впереди. Самое лучшее приберегли напоследок, — посмеялся я.
Белкин напрягся, когда речь зашла о провальном показе. Кирилл же стоял в стороне и смотрел за развитием событий.
— Что ж, когда я смогу лицезреть полное выступление? Желательно в вашем исполнении, — спросил виконт.
— Во Франции это сделать будет уже нельзя.
— Как? Что-то с самолётом? — заинтересовался Рамон.
Я уточнил, что более нам не позволяют летать здесь, и пригласил его приехать в Союз. Естественно, что это было мной сказано специально. Де ла Пуаф довольно авторитетен. Есть шанс, что он окажет влияние на родственника.