Авиатор: назад в СССР 4

Дорин Михаил

— Я не пойму, что ты здесь написал. Иди, переписывай, — говорил он, бросая книжку в урну, стоящую в углу кабинета.

Надо отдать должное капитану, он каждый раз попадал. А мне приходилось потом выводить все свои ошибки «Белизной». Мужики ещё советовали раствор уксусной эссенции и перманганат натрия или иначе марганцовка, но мне хватало и простого бритвенного лезвия.

Уже прошла неделя с моего крайнего употребления спиртного, и было это в выходной день. Но на следующее утро, я вместо законного выходного заступил в наряд, хотя ранее не планировался.

Естественно, что запах помешал мне это сделать спокойно. А инициатором этого назначения в наряд был сам Гнётов.

Вскоре я успел пройти и теоретическое переучивание на модификацию СМ. Эти занятия проводили специально приехавшие инструктора из дивизии, чтобы не отвлекать нас от постоянной боевой работы. Я, естественно, ещё пока был на земле и в полётах не участвовал. Меня ещё продолжали изводить зачётами Гнётов и Буянов.

И если комэска уже сдавался и готов был выпустить меня в полёт, то вот Гнётов стоял ещё на своём.

— Родин, ну вижу что учил, да только не достаточно. Надо ещё подучить, и тогда сдашь зачёт, а пока нет. Иди, готовься, — в очередной раз не удовлетворил я своими знаниями капитана.

Это уже было похоже на реальное издевательство, поскольку рассказывать про количество заклёпок на корпусе снаряда С-5 из дисциплины «Авиационное вооружение» невозможно. Их никто и не считает там.

Всё это меня уже начинало реально бесить.

— Товарищ капитан, может, вы отстанете от меня и допустите? Вам не надоело самому? — спросил я напрямую.

— Я ещё и не начал к тебе приставать, Родин, — медленно и с неким наслаждением проговорил Гнётов. — Не знаешь материал в должном объёме, так иди и учи.

— Вы сами этого не знали. Может, уже забудем все наши разногласия и начнём работать? — предложил я.

— Конечно. Вот сейчас ты берёшь книгу по авиационным средствам поражения и идёшь с ней работать к начальнику штаба эскадрильи. Помогаешь ему с документами и при этом учишь.

Ну что за кретин! Везде поднасрать хочет. Когда-нибудь мне должно повезти в этой жизни и на моём пути не будет таких вот кренделей!

Я не успел выйти из кабинета, как в него вошёл Буянов.

— Где твоя ведомость? — спросил он, обращая внимание на бланк с зачётами на допуск к полётам.

— Вот, товарищ подполковник, — показал я ему, и Гаврилович резко вырвал её из моих рук.

— Послезавтра у тебя предварительная. И попробуй мне быть с запахом на постановке, — пригрозил мне кулаком комэска.

Глава 22

Первая радостная новость за последнее время для меня. Только с чего бы это комэска сменил гнев на милость?

— Иван Гаврилыч, я бы этого не делал. Он не готов совершенно, — начал отговаривать его Гнётов, поправляя свои растрепавшиеся волосы.

— Максимыч, спокойно. Вот мы и посмотрим, насколько он готов. Меня уже начальство дёргает за одно место. Командир сильно хочет с тобой, Родин, слетать, — сказал Буянов, просматривая ведомость. — У тебя тут одни «хорошо». Настолько всё плохо? — задал он вопрос Гнётову.

Как

и ранее в училище, оценок по зачётам на допуск ниже чем «хорошо» быть не должно. По большей части ставились оценки «отлично», если допускающийся лётчик, хоть что-то знает. «Четвёрки», особенно если все, означало, что допускают тебя даже не авансом, а просто лишь бы допустить. Мол, в процессе службы доучишь. В лётном деле, особенно на реактивных самолётах, такой формальный подход не приветствовался. Тем более к молодому лейтенанту.

— Ужасно, я бы сказал. Такого я бы не допускал до полётов, — ответил Григорий Максимович.

Ну, врёшь ведь, Гриша. Нагло! Разгорячённый зверь, который бы прыгнул на этого зализанного маньяка, во мне не проснулся. Я смог сдержаться. Спасли, Григория Максимовича, его погоны и моя устойчивая психика!

— У вас ко мне личная неприязнь, товарищ капитан. Может, расскажете командиру, почему вы так ко мне не ровно дышите? — сказал я.

Нельзя же просто так мне терпеть такое враньё. Зачёты я сдавал образцово, знания показывал нормальные. Да сам Буянов, когда гонял меня по инструкции лётчику смог в этом убедиться. А этот «целый капитан» утверждает, что мои знания «ужасны»!

Реакция Гнётова была ожидаемой. Он тут же побледнел от злости. До этого момента капитан был вполне спокоен в своих эмоциях. Сейчас же он готов был взорваться.

— Лейтенант Родин, кругооом и марш готовиться, — спокойно сказал комэска, протягивая мне ведомость с проставленными оценками. — На выходных в наряд заступишь. Будешь дерзить старшим — заступать будешь каждые выходные. Заодно и выпивать не будет возможности.

В чем-то Гаврилович прав. Выпивать точно времени не будет с таким графиком нарядов. А про то, что вступил в спор с Гнётовым — накипело уже! Что не день, так какие-то палки в колёса от этого маньяка. Одно хорошо — скоро полёты, а потом хоть «на орбиту».

В эскадрильском классе я и в этот раз оказался в центре внимания. Одни поразились, что я вообще делаю с такими знаниями в их подразделении.

— Родин, ты когда начал заму по ИАС рассказывать про авиационное оборудование, он тебя хотел уже в инженера брать, — удивлялся мордатый Мендель.

О Паше, по первым дням службы, мало чего интересного могу сказать. Это типичный военный без каких-либо интересов, кроме семьи, рыбалки и домашних забот. Для таких как он, полёты — просто работа. В его глазах больше блеска, когда он рассказывает о смешных моментах в воспитании детей, чем от впечатлений от полётов.

— Как научили, Паш, — сказал я.

— А инструкцию даже я Гаврилычу не с первого раза сдал, — рассказывал Валера Гаврюк, заполняя свою лётную книжку. — Он так мне и сказал в крайнем полёте, что хотел уже тебя просто выгнать, потому, что ты буквально наизусть ему рассказывал.

— Я только типографию и год издания не запомнил в книжке, по которой учил, — улыбнулся я.

— Ты как так выучил? — спросил меня Марк.

— Сидел и учил. Ну, иногда пропускал стаканчик «Самарканда» с «Байкалом».