Авиатор: назад в СССР 4
Шрифт:
— Максимыч, не пили меня. Год, а потом посмотрим. Работай пока, — высказывал он Гнётову. — Гаврилыч, к тебе с новостями решил заехать перед вылетом.
— Спасибо. Общаемся вот с молодым товарищем, — пожал Буянов протянутую руку командира, вставая со своего места.
Я к этому времени уже вытянулся по струнке, пытаясь не дышать, чтобы не показаться в неприглядном свете Томину.
— Это правильно. Больше выпускников не будет в этом году, — сказал командир, присаживаясь на диван у стены. — Садитесь, садитесь.
—
— Ты прям провидец, Гаврилыч. Думаю, что полгода и мы там опять будем сидеть, если с других округов не пришлют. Так что, давай пацана допускай, и я на него сам посмотрю в полёте. Вот кстати, телеграммы на переучивание с 24-й дивизии скинули, — сказал командир, доставая папиросу «Казбека».
Пока командиры что-то обсуждали по поводу предстоящего вылета, Гнётов внимательно перечитал телеграмму и готовился сделать вывод по ней.
— На нашей базе проведут курсы переучивания по модификациям ПФМ и СМ. Ещё рекомендовано по возможности как можно больше народу на Су-17 подготовить.
— О, командир, мы тут подумали с Максимычем, и кое-что предложить хотели, — хлопнул в ладоши Буянов, косясь в мою сторону. — Парня давай во вторую, пока ещё приказом его нам не отдали. Растёт пускай там, в профессиональном плане. Он и сам не против, да Родин?
— Так точно. Хочу новый тип освоить, — встал я со своего места, но командир махнул рукой, чтобы я присаживался.
— Ещё какие есть предложения? — спросил Томин.
— Правда, товарищ командир, хочет человек. Может он, потом в испытатели пойдёт, а так уже и несколько типов у него освоено будет, — уговаривал Гнётов.
Так и хотят от меня избавиться эти двое. В принципе, я и не против такого развития событий. Если сразу не задалось с новым начальством, лучше перевестись. Тем более, они сами настаивают и причину хорошую подобрали — профессиональный рост молодого лётчика.
— Ещё что у вас? — снова спросил в спокойной манере командир.
— Коллектив у нас слётанный. Барсов в прошлом году пришёл, так он уже у меня и ведомым на задачу слетал. А здесь мне его даже в пару не с кем поставить, — продолжал приводить аргументы в пользу перевода Буянов.
Командир выждал пару секунд паузы, прислушиваясь к песне из радио.
«А сейчас на волне нашего радио лауреат фестиваля „Песня года“ Роза Рымбаева», — объявил диктор.
— Мда, не лучшая мелодия перед полётом, — сказал Валерий Алексеевич, и встал с дивана. — Летать будет он в твоей эскадрилье, Гаврилыч. И не делай мне мозги своими переводами. Максимыч знает, когда я лечу с Родиным на проверку. И этот вопрос решён окончательно.
— Товарищ командир…, — попробовал снова уговорить его комэска.
— Иван Гаврилыч,
Метко командир попал по всем пунктам. Гаврилыч переглянулись с Гнётовым, понимая, что как не старайся, а от меня не избавиться. В первый раз у меня такое, что сам готов уйти, а не дают.
— Завтра с утра начинаешь сдавать зачёты, Родин, — сквозь зубы проговорил Буянов. — И советую подготовиться очень хорошо.
В общежитии продолжалась весёлая жизнь, а у меня кипела уже голова от перечитывания конспектов по конструкции самолёта. Смотревшая на меня с фотографии Женя, так и норовила посмеяться над моими потугами, запомнить принцип действия системы сдува пограничного слоя. Из головы всё никак не выходит вчерашний вечер и провал в памяти. За такими переживаниями, я не смог отказать себе в пропуске парочки рюмок приобретённого утром портвейна «Кавказ».
Редкая гадость, но на душе от него становится гораздо теплее. Так и не заметил, что уснул за столом, напротив фото Жени.
Утром с горечью обнаружил, что бутылка пуста, а голова слегка затуманена. И вот зачем спрашивается было пить? Ещё и одному!
Стойкий запах портвейна, исходивший от меня, был учуян комэской сразу, когда я вошёл в его кабинет для сдачи зачёта.
— Родин, ты какого лысого снова пил вчера? — выругался Гаврилович.
— Товарищ командир, я зачёт готов сдавать. А на это не обращайте внимание. Остаточное.
— Я тебе сейчас остаточное устрою. Давай, садись. Что сдавать будешь?
Начали мы с ним общение по инструкции лётчику. Это один из основных зачётов, который следует сдать для допуска к полётам. И он проходил вполне себе сносно.
Комэска всё спрашивал без подглядок в инструкцию. Видно, что командир он грамотный и знающий. Вот только ко мне он явно строг, раз ведёт уже со мной беседу в течение часа. А я всё продолжаю отвечать.
Когда уже надежда на заваливание меня окончательно угасла, был уже обед.
— Родин, не думал, что скажу, но ты что-то знаешь, — сказал Буянов по прошествии двух с лишним часов. — Первый зачёт ты мне сдал. Готовься завтра к аэродинамике.
— Есть, — радостно сказал я, поспешив покинуть кабинет командира эскадрильи.
С аэродинамикой, конструкцией, инструкцией по производству полётов на аэродроме проблем тоже не возникло. Даже Гнётов не знал до чего докопаться, и просто начинал мне переносить зачёты, отдаляя момент допуска.
Самый вопиющий случай несправедливости пришёлся на проверку лётной книжки, которую я завёл новую, скрепив страницы сургучной печатью на последней странице. Гнётов, проверял правильность её заполнения, играя при этом в «офисный баскетбол».