Авиатор: назад в СССР 4
Шрифт:
— Нора, 117й, привод, разрешите выход на полигон, связь со Снайпером доложу, — запросил я у руководителя полётами.
— 117й, курс ко второму. После прохода будете уходить на полигон.
— 117й понял.
Посмотрел на остаток топлива. Вряд ли хватит сделать после полигона заход двумя разворотами на 180°. Заходить с круга мне, как молодому и неопытному, ещё и на незнакомом аэродроме могут и не позволить.
— Валер, у нас с топливом не очень. Может, с круга запросим?
— Так… 1300 у нас с тобой. Посмотрим после прохода.
Снижаться
— Держи выше. Обороты быстро не убирай. Скорость на 20 выше расчётной в Инструкции, — комментировал каждое моё действие Гаврюк. — Вот… таак, — выдохнул он, когда я перевел самолёт в набор от торца ВПП.
— А теперь можно и на полигон.
Топлива нам, всё же, хватило, чтобы сесть как полагается. Незабываемое ощущение — первый раз коснуться колесами своего аэродрома, в котором тебе ещё не раз придётся подняться в воздух. Несёшься по полосе и с каждой секундой торможения расслабляешься, чувствуя, что готов взлететь хоть сею же секунду. Дайте только топлива.
Открыв фонарь, я почувствовал, что неплохо так вспотел в ДСке. Пришлось вместо лицевого полотенца использовать подшлемник.
— Взмок? — спросил Валера, пока я расписывался в журнале, поднесённом мне техником.
— Есть немного. Замечания будут? — спросил я, крепко пожимая руку технику в знак благодарности за матчасть.
— На посадке, перед ближним, начинаешь проседать. Занимаешь высоту прохода привода и на ней идёшь до момента пролёта. Это неправильно. Глиссада должна быть глиссадой, — сказал Валера, имитируя жестами заход на посадку.
— А разве так не проще? Ничего ведь не мешает?
— Траектория снижения крутая, и, конечно, в простых условиях тебе так удобнее сделать. А если сложные метеоусловия? Склоны гор? Когда будешь заходить по-афгански, там нельзя будет снижаться раньше положенного.
Об этих заходах я слышал ещё в прошлой жизни. Выполняется такая посадка с целью минимального времени нахождения на посадочном курсе, поскольку это именно тот этап полёта, когда очень легко попасть под огонь ПВО духов.
Немного расслабившись на диване в лётной комнате, я пошёл искать Буянова. Искал везде, даже в бане, но Иван Гаврилович пропал из виду. Марк, только что вернувшийся с полигона, рекомендовал посмотреть в столовой.
— Ещё не время обеда, — удивился я, закрывая дверь бани.
— Тетя Аня его постоянно подкармливает. У него какое-то питание специальное. Он даже ест не то, что мы, — сказал Марк, падая на мягкий диван.
— Комэска на диете?
— Ага. Спортом занимается, по выходным пешие прогулки совершает. Воды пьёт много.
Я прям представил себе как Буянов сидит и наворачивает очередную порцию сельдерея или каких-нибудь овощей. А потом мои мысли материализовались. В лётную комнату зашёл Гаврилович, одетый в противоперегрузочный костюм, поедая морковку.
— Родин, чего встал?
— Так точно.
— Не вижу. Вот я уже со снаряжением, а ты ещё нет, — сказал Буянов, показывая в своей руке шлем. — Вперёд.
С комэской мне предстояло пролететь по маршруту номер 4. В местной среде именно он был самый лучший и живописный.
— Выходи на исходный пункт маршрута ИПМ, а высоты я тебе буду сам давать. Ты их запрашивай, — дал мне указание из задней кабины Буянов после взлёта. — Отрываешься лихо. Можно поплавнее. Ты пока ещё не «за речкой».
— Так надо сразу готовиться к тому, что будет на войне, разве я не прав? — спросил я, выключая форсаж и занимая курс на небольшое селение у подножия Чаткальского хребта.
Холмистая местность резко начала меняться на предгорья. С набором высоты не тянул, иначе можно резко войти в облака, скрывающих вершины гор. Опасно!
— Готовиться… готовиться постепенно надо. Не торопись сразу всё схватить. Ущелье видишь? — спросил Буянов, слегка подвернув ручку управления вправо.
— Наблюдаю.
— Давай туда. Держи истинную высоту метров 600. И безопасно, и рассмотреть сможешь окрестности.
Куда уж тут смотреть?! Чем дальше «влетаем» в горы, тем становится темнее. Солнце осталось где-то позади, но успокаивает, что нет облачности, скрывающей вершины. По «просьбе» Буянова занял сначала 100 метров, а затем и вовсе «упал» на 50 метров.
— Вдоль условной дороги пройдём, — прокомментировал он своё решение.
Буянов спокоен, а я уже изрядно пропотел в районе копчика. Чувствую, как по телу начинают катиться маленькие капли пота. Не знаю, что сейчас доставляет большую нервотрёпку — моё повышенное потоотделение или нависающие надо мной скалы.
Километров 30 пролетели вдоль указанной мне условной дороги, а в наушниках ни секунды тишины. Буянов, как народных местный певец или акын — что вижу, то и пою.
— Вот слева склон. Знаешь на что похож? Правильно, откуда тебе знать — ты ж пилотируешь, — издевался надо мной комэска.
Знает же, что не могу отвлечься в сторону!
— Смотри! Влево! — воскликнул Гаврилыч.
Куда смотреть?! Слево скалы, до них метров 400, справа скалы до них метров 700. То же ущелье, но чуть шире… Первая мысль — пуск ракеты ПЗРК увидел хрен старый. Ручку управления беру чуть на себя и влево, чтоб уйти от поражения. Другая рука уже на рычаге управления двигателем лежала, а он…
— Да ты влево — вверх посмотри. Красиво же, Родин!
Я чуть пируэты не начал выписывать в воздухе, а ему красиво! Бросил взгляд вверх, чтобы найти источник возбуждения моего командира. Оказывается, внимание Буянова привлекло… дерево. Большое, отдельное дерево на краю одного из скальных выступов.
— Ага, очень красиво, командир, — сказал я по внутренней связи, продолжая слушать оды, посвящённые этому прекрасному образцу местной флоры. По мне, так это обычная коряга, выбившаяся из скальных пород чисто случайно.