Аврелия – патрицианка Рима

Кэнтон Э.

Матроны, законодательницы мод, не проходили мимо этого заведения без того, чтобы не остановить перед ним свои носилки, возок или те изящные, разукрашенные и запряженные породистыми лошадьми колесницы, в которых аристократки разъезжали по городу.

Щеголи были довольны услугами брадобрея. Никто лучше Евтрапела не мог завить их волосы, побрить лицо и выжечь пушок на руках и ногах. Его пемза была такой мягкой, что придавала коже лоск слоновой кости. Сестерции так и падали в его коробку, приумножая состояние талантливого парикмахера.

Выйдя из цирюльни Евтрапела гладко выбритым, искусно завитым и надушенным, всякий щеголь мог с достоинством показаться на публике:

на Форуме, в амфитеатре, цирке, – словом, везде, где проводила время римская знать. Разумеется, ему завидовали, выспрашивали, кто его цирюльник, и он небрежно ссылался на Евтрапела, обеспечивая ловкому дельцу новую клиентуру.

Для женщин Евтрапел изобрел целый арсенал способов и средств, делавших даже из дурнушки отменную красавицу, и дамы отдавали приоритет его услугам, оставляя других парикмахеров практически без работы.

Только Евтрапел предлагал парики всех оттенков: от пепельно-белокурого до жгуче-черного. Самый красивый ремешок для сандалий, обтягивавший изящную ножку дамы, можно было приобрести только у Евтрапела. О духах, предлагаемых им своим клиенткам: с ароматом роз, лаванды, цитруса, – которые делали дыхание приятным, а тело – благоухающим, – можно рассказывать бесконечно.

Кокетки не первой молодости – неуемные дочери Венеры – были постоянными посетительницами заведения Евтрапела. Они умоляли его мазями и красками привести в порядок их поблекшие ресницы и поредевшие брови, улучшить овал лица и придать ему свежесть, прочертить и сделать рельефной линию губ, которые давно потеряли привлекательность, но все еще жаждали страстных поцелуев любовников.

Евтрапел никому не отказывал: все волшебные «лекарства» для восстановления красоты представительниц прекрасного пола имелись у него в изобилии и хранились в алебастровых и оловянных сосудах на полках шкафов, запертых на ключ. Средства для возвращения молодости он продавал матронам по таким баснословным ценам, что конкурентам оставалось только скрипеть зубами от зависти.

Одним словом, храм Венеры римлянки посещали гораздо реже, чем цирюльню Евтрапела: мертвая статуя богини не сулила никаких надежд на любовные утехи, искусные же руки парикмахера раскрывали матронам объятия богатых поклонников и дарили вполне живые (из плоти и крови), а не «мраморные» страсти.

У Евтрапела, как у каждого смертного, имелись недостатки; не профессиональные – тут он был безупречен, – а чисто человеческие: такого тщеславного, наглого и болтливого типа Рим еще не видывал. Если новый клиент его чем-то не устраивал, он не тратил на него ни минуты, а отправлял к Пантагату, Корацину, Харидему или Калпетину – весьма достойным мастерам парикмахерского дела, но на фоне такого виртуоза, как Евтрапел, воспринимаемым в качестве ремесленников.

Если, напротив, клиент Евтрапелу очень нравился, бедняге можно было только посочувствовать. Городские слухи, новости о политике, свадьбах, изменах, разводах, рождениях и похоронах, об играх и скачках, о мошенничествах рабов и подлогах барышников – все эти сплетни он обрушивал на голову несчастного клиента в таком изобилии и с такой горячностью, что сдержать цирюльника, болтавшего с невероятной скоростью, было невозможно.

Евтрапел излагал эту чепуху с такими скрупулезными подробностями, как ни одна газета, и всегда с особенным удовольствием демонстрировал свои познания, чем и заслужил внимание поэта Марка Валерия Марциала, посвятившего знаменитому брадобрею несколько едких эпиграмм, высмеивающих его неистощимое словоблудие.

У веселого, открытого и общительного Евтрапела была тайна, которая, пожалуй, иногда беспокоила цирюльника. В такие

вечера, особенно когда в его заведении иссякал поток посетителей, хозяин приказывал своим подручным брадобреям, торговцам духами, мазями и притираниями, а также рабыне-сирийке, убиравшей помещения, отправляться к себе и оставить его одного. Затем по условному знаку в цирюльне появлялся гость, который лишь далеко за полночь покидал заведение Евтрапела. Кто же это такой и о чем шла беседа во время поздних свиданий? Любопытные соседи, несмотря на все свои ухищрения, ничего не сумели разузнать.

Итак, брадобрей и незнакомец встретились в очередной раз и говорили вполголоса, как вдруг снаружи под окном кто-то кашлянул. На лицах Евтрапела и его визитера выразилась тревога, которая, однако, вскоре исчезла, – Евтрапел прислушался и заверил, что все в порядке. В дверь настойчиво постучали, и чей-то голос довольно громко произнес:

– Евтрапел! Евтрапел!

– Это Гургес, могильщик, – объяснил брадобрей. – Он принес мне кое-какие вещички. Пройди-ка, Регул, в кладовую. Я с ним быстро решу все дела и вернусь.

Регул юркнул в подсобное помещение, а Евтрапел поспешил открыть дверь тому, кого он называл Гургесом. Взглянув на него, он понял: тот расстроен, а значит, случилось что-то неприятное.

– Ты принес волосы и зубы, которые я тебе заказал? – требовательно воскликнул брадобрей, ибо его, профессионального торговца, волновали в первую очередь последствия неисполнительности своего поставщика.

Гургес ничего не ответил, а подал Евтрапелу мешок с длинными женскими волосами разных оттенков и завернутую в холщовую тряпку горсть зубов. Весь товар был «новый» – недавно извлеченный из свежих могил. От неосторожного движения поставщика сверток упал на пол, и зубы рассыпались.

– Ладно, я подберу, – махнул рукой удовлетворенный брадобрей. – Клянусь Венерой, ты, Гургес, – гордость могильщиков. Геллия, Лесбия, Марцелла, Филлис и другие именитые матроны придут в восторг от тех кос, которые я для них изготовлю из этих волос. А Лидии, у которой выпали почти все передние зубы, я поставлю вот эти – да, они в отличном состоянии, пожилая дама будет довольна. Ты почему такой хмурый, Гургес? Я тебе хорошо заплачу за труды…

– Евтрапел, мне надо тебе сказать… – мрачно начал Гургес. – В общем…

– Э, не сейчас, дорогой Гургес, я занят, – запротестовал Евтрапел, вспомнив о присутствии Регула.

– Мне нужно поговорить с тобой, и я не уйду отсюда, – почти с гневом произнес могильщик. – Сейчас вполне удобно.

– Ладно уж, давай, если тебе так приспичило, только поскорее, потому что поздно, а у меня еще куча дел, – ответил брадобрей, который понял, что нет иного средства избавиться от могильщика, кроме как выслушать его, и надеялся, что разговор будет непродолжительным.

Отношения Гургеса с Евтрапелом трудно определить – во всяком случае, оба были нужны друг другу. Евтрапелу требовались волосы для устройства сложных, замысловатых причесок, которыми римские матроны прельщали своих любовников, и зубы для исправления дефектов челюстей, поскольку в последнее время он начал практиковаться и по этой части. Короче говоря, Евтрапел заказывал «сырье», без которого не мог обходиться, а могильщик по его указанию сдирал с мертвецов скальпы, вырывал у молодых покойников зубы и срезал с трупов женщин волосы, причем так искусно, что позавидовали бы индейцы-дикари. Это, впрочем, был опасный промысел, который явно не одобрили бы городские власти, поэтому приходилось проявлять величайшую осторожность, дабы не вызвать подозрений у стражников, приставленных для охраны склепов и гробниц.