Аврелия – патрицианка Рима
Шрифт:
Столица мира, лишенная живой веры, постепенно сделалась центром всевозможных философских систем и самых разнообразных, даже противоречащих одно другому религиозных учений. Египет дал Риму своих таинственных богов, а когда влияние авгуров и прорицателей по внутренностям жертвенных животных ослабело, Халдея прислала в Рим собственных предсказателей и астрологов. Аполлоний Тианский «привез» из стран Востока учение браминов и индусских философов, которых он посетил в Верхнем Египте и Эфиопии. Впрочем, дыхание Востока коснулось Рима даже раньше – с тех времен, когда жрецы во время торжественных жертвоприношений, окружая себя жреческой пышностью Армении, стали появляться во фригийских тиарах.
Иосиф Флавий, взятый в плен Веспасианом, своими многочисленными сочинениями
Наконец появилось христианство с сонмом апостолов, мучеников и святых жен, чье слово служило назиданием, а каждый поступок – примером благочестия.
Какое же положение занимала древняя религия Рима среди этого бесконечного разнообразия всевозможных культов? Пользовалась ли она уважением своих прежних последователей? По-видимому, да: божества почитались, языческие храмы стояли на своих местах, в великолепных залах по-прежнему совершались жертвоприношения. Верховные боги, такие как Юпитер, Юнона, Минерва, Веста, Церера, Нептун, Венера, Вулкан, Меркурий, Аполлон, Диана, считались основателями и хранителями государства; почитались также Сатурн, Плутон, Вакх и многие другие, более низшие божества. В каждом жилище имелись пенаты и лары – боги-хранители и покровители домашнего очага. Жрецы исполняли свои обязанности, побуждая народ придерживаться религии предков. Жрицы-девственницы бодрствовали, непрерывно поддерживая священный огонь, некогда зажженный Вестой и ежегодно возобновляемый в мартовские календы при посредстве солнечных лучей. Январские агоналии (в честь Януса), сопровождаемые играми, флоралии и фауналии – торжества в честь Флоры и Фавна, луперкалии и прочие большие и малые праздники отмечались из года в год в положенные даты, торжественно и с подобающими обрядами.
Даже если предположить, что вера в сердцах римлян постепенно ослабела, привычку, устоявшуюся веками, не так-то легко искоренить. Рим до такой степени был напичкан статуями почитаемых богов, что, по словам Петрония, «в этом городе с тремя миллионами жителей легче было встретить бога, чем человека». Неудивительно, что римляне довольно равнодушно проходили мимо этих изваяний, почти не задерживая на них взгляда.
Уже приближался век, когда Цицерон в сочинении «О природе богов» издевался над культами языческой религии, утверждая, что не осталось ни одной беззубой старухи, которая еще боялась бы гнева Зевса и не смеялась бы над его громами.
Философы и математики продолжили разрушение язычества.
Было очевидно, что древняя религия нуждается в обновлении. Возникал лишь вопрос, какое именно из вероучений способно оживить дряхлеющее общество и завоевать умы и сердца людей.
Подобно тому как в ночной тьме заблудившийся путник поднимает глаза к небу, чтобы найти звезду, которая направила бы его на истинный путь, так и взволнованный Рим искал для себя свет, открывающий новые горизонты. И вот этот факел, так горячо всеми ожидаемый, засиял среди окружающей тьмы и хаоса. Несмотря на преследования и насмешки, которые возбудила против себя новая религия, именно она послужила тем долгожданным светочем, к которому обратили взоры народы всего мира.
Люди отвергали изжившую себя религию не ради того, чтобы променять ее на учение Аполлония Тианского и других адептов, суливших своим последователям земные соблазны, – нет, многие сознательно шли за Христом, хотя и знали, что их ждут тяжкие испытания, всевозможные лишения и мучительная смерть. Историки той эпохи приводят неоспоримые доказательства неотвратимого тяготения римского народа к христианству.
Учитывая все это, понятно, почему Домициан забеспокоился о прочности своего владычества и будущей судьбе Рима. Он видел, что христианство теснит его власть со всех сторон и оградиться от него невозможно нигде, даже в императорском дворце. По этой причине Домициан счел своевременным позаботиться о восстановлении древнего культа. Он учредил новые праздники и отдал себя под покровительство Минервы, богини
Народ вознегодовал, узнав, что правнук крестьянина и внук всадника дерзнул приравнять себя к божествам, и тот в очередной раз задумался о величии христианства, где понятие о Боге едином, вечном и бесконечном делало невозможным присвоение Его имени простым смертным.
Домициан тем не менее не торопился признавать свое поражение. Движимый страхом перед потомками Давида, которые могли разрушить его империю, цезарь отправил в Иудею своего военачальника, чтобы тот разыскал и привез в Рим потомков ненавистного рода.
С целью воскресить в памяти народа древнеримские обычаи, традиции и обряды Домициан приказал уличить Vestalis Maxima в таком злодеянии, которое позволило бы приговорить ее к смерти со всеми ужасами приготовления к страшной казни, применяемой в отношении жриц-девственниц, нарушивших обет целомудрия. Наконец, заподозрив своих родственников в сочувствии христианам, тиран обрушился на них со всей яростью, дабы умилостивить оскорбленных богов кровавым жертвоприношением.
Таковы были намерения императора, когда он покидал Рим, чтобы закончить войну с дакийцами. Неудивительно, что подлые доносчики прилагали все силы и прибегали к любым ухищрениям, чтобы дать пищу ненасытной кровожадности Домициана. Марку Регулу приказали следить за Флавием Клементом и его женой Флавией Домициллой, так как ходили слухи, что они стали последователями Христа. Кроме того, Регулу предстояло найти улики против Корнелии, чтобы обвинить ее и ее сообщника Метелла Целера в ужасном преступлении и лишить жизни.
Этот пункт своего жестокого и коварного плана – уличение весталки в бесчестии – Домициан считал едва ли не главным, ибо помимо расправы с неугодной верховной жрицей возникал удачный повод запугать других жриц Весты казнью за нарушение обета девственности.
Исполняя волю Домициана, Марк Регул подкупил Дориду, прислужницу божественной Аврелии, а параллельно развращал подачками раба-остиария Палестриона, обещая ему статус либерта и умело вытягивая из него сведения об отношениях Метелла Целера и великой весталки Корнелии.
Однако в тот момент, когда, по расчетам Регула, его цель была почти достигнута, в доме Аврелии появилась купленная ею на невольничьем рынке рабыня, и с этого момента наше повествование принимает совсем другой оборот.
Часть вторая. Невольница
Глава 1. Сватовство могильщика
За несколько месяцев до описываемых событий в цирюльне брадобрея Евтрапела случился инцидент, о котором нельзя не упомянуть. Евтрапел не любил торопиться, а брил щеки и подбородки своих клиентов «с чувством, с толком, с расстановкой». Поэт Марк Валерий Марциал сочинил по этому поводу не лишенное остроумия четверостишие:
Он больше говорит, чем бреет,Но так ведь много в том вреда!Одну щеку обрить успеет,А на другой – уж борода.Цирюльня Евтрапела была одной из образцовых и наиболее посещаемых в Риме заведений подобного рода. Цирюлен в Риме было много, так как заботливость римлян о своей внешности возводилась в культ.
Для привлечения посетителей Евтрапел держал в цирюльне «говорящую» сороку, которая умела подражать человеческой речи, реву животных и звукам музыкальных инструментов. По особому знаку хозяина она произносила похвальную речь императору Домициану. Евтрапел никогда не упускал случая подать ей эту команду, если его клиентом был сенатор, верховный жрец или всадник. Толпа щеголей всех званий и сословий заполняла цирюльню удачливого брадобрея, и, надо отметить, умная птица немало способствовала его успеху, между прочим, вполне заслуженному.