Австрийская площадь или петербургские игры
Шрифт:
А женщине, спутника которой обидел Кравцов, снилось, будто она взлетает вверх, к густеющим сумеркам закатного неба, на краю которого бьется пламя жарких костров. Брезжил дождливый рассвет, когда ее разбудили настойчивые прикосновения.
– Нельзя, Петенька, сегодня нельзя, - шептала она, ласково отодвигая его руку.
– Смотри, у тебя плечо распухло. Больно? Но он свое уже получил. Не будет ему теперь на земле покоя. Я все, все для тебя сделаю. Ты, конечно, не веришь, ну и пусть. Только не оставляй меня, не оставляй меня одну...
Косой серый дождь хлестал по окну.
1.20. НАД ГЛАВОЮ ТУЧИ ХОДЯТ ХМУРО
С утра позвонил Крутинин. Он не пошутил, как обычно. Скорее, был неприветлив.
– Шеф недоволен: слишком тянешь с Австрийской площадью, - сказал он. И Людмила Борисовна жалуется - поручила тебе подготовить мансарды для Бродского, Неизвестного, Ростроповича и прочих великих людей, а ты ни в зуб ногой.
– Как это - ни в зуб ногой?
– удивился Кошелев.- Еще в сентябре сам передал ей всю сметно-планировочную документацию...
– На х... нужна твоя документация! Повесь ее в сортире на стенку. А Людмиле Борисовне отдай ключи от готовых помещений. Ты что - первый год работаешь?
– Ну ты пойми, Витя: там только показанная - понимаешь, по-о-казанная, - смета миллиарда на полтора тянет. И это всего по двум объектам! А у меня на счетах - круглый ноль. К тому же Кудрин затраты по церемонии на Австрийской площади зачел как подготовку к зиме и больше - ни копейки.
– Кстати напомнил. Ведь это ты навесил на Путина - взыскать с австрияков денежки? Так он копытами от злости стучит. И настучал на тебя справочку. Вот послушай, купюрами зачитываю, только основное: "За время, прошедшее с начала реализации проекта, большинство предприятий, расположенных на площади, было приватизировано. В частности, здание института "Гипрометиз", где планировалось разместить австрийский бизнес-центр, сменило собственника. Новое руководство категорически отказалось от ведения каких-либо переговоров об освобождении помещения. Такая же ситуация сложилась и по другим помещениям.
В создавшихся условиях австрийская сторона отказалась от реализации второй и главной части проекта- создания уголка австрийской столицы в нашем городе.
Комитет по внешним связям считает, что вина за срыв запланированных мероприятий лежит на администрации Петроградского района, халатно отнесшейся к работе по реализации проекта, имеющего большое социально-политическое значение".
Ну и так далее, менее существенное. А в конце: "По данным, которыми располагает Комитет по внешним связям, австрийская сторона не будет оплачивать расходы, связанные с реконструкцией Австрийской площади. В связи с изложенным сообщаю, что решением мэра Санкт-Петербурга вопрос о возмещении указанных затрат с контроля комитета снят",- скороговоркой закончил читать Крутинин и, тяжело вздохнув, спросил: - Понимаешь, как складывается?
– Считаешь, мое дело плохо?
– сразу осевшим голосом спросил Кошелев. Может, я к тебе подъеду... хоть сейчас, хоть вечером?
–
Кошелев понял, что его будут снимать. Он ни на секунду не поверил в дружелюбие Крутинина, ясно, что звонил не по своей инициативе. Решил сам мэр, и никто другой. Вероятно, не без Людмилы Борисовны. И его, в общем, можно понять. Дело с Австрийской площадью завалено. Обещанных и ожидаемых денег нет. А за авансы - скорее всего полученные, и немалые, - отвечать надо. Так что объективный фактор налицо. Но после стольких лет в администрации предлагать ему, офицеру КГБ с опытом и связями, работу в каком-то бордельном отельчике? Нет, это мэр явно загнул.
Примерно так размышлял Кошелев, а его руки как бы сами собой приступили к работе. Документы сортировались, складывались в папки, а папки - в два больших черных баула.
– Я что-то не очень хорошо себя чувствую. Вызовите машину и отмените на сегодня все дела, - велел Кошелев секретарше.
Водитель молча унес сумки. Проходя через приемную, Кошелев услышал, как Валентина Николаевна говорит в трубку: "Да, заболел, ...позвоните, ...наверно, через неделю".
"Через неделю? Ждите!" - усмехнулся про себя Кошелев.
К вечеру ему стало плохо, а на следующий день он лег в больницу. Врачи спорили: ограничиться консервативной терапией или трактовать состояние больного как показание к сложной и опасной операции?
* * *
– Давай, Петруха, кони ждут!
– закричал на весь коридор Чернов, как то лько Петр вошел в редакцию. Рубашкин подумал, что приятель намекает на магазин, но оказалось не так. Он не успел снять пальто, как прибежала секретарша:
– Вы где пропадаете? Главный с утра спрашивает, из Смольного каждые пять минут звонят...
– Задержался, - раздраженно буркнул Петр.
– Не раздевайтесь, вас машина из мэрии уже час ждет. Внизу стоит, номер ноль-ноль-восемь. Пока вы спускаетесь, я позвоню, предупрежу водителя.
В Смольном Рубашкина без промедления провели к Степанову.
– Заходи, заходи, не стесняйся, - сказал он, увидев входящего в кабинет Рубашкина.
– Подожди минутку, а то собьюсь.
Заместитель мэра считал доллары. Отслаивая купюры от пачки толщиной в полкулака, Степанов раскладывал их перед собой в три аккуратные стопки.
Средняя была вдвое выше соседних. Петр ничем не выдал удивления, но чувствовал себя очень неловко, как будто случайно подглядел что-то нечистоплотное.
– Ну вот, вроде сходится, - облегченно вздохнул хозяин кабинета и, улыбнувшись, пошутил: - Это папе, это маме, а это...
Он ловко вытянул несколько стодолларовых бумажек из самой толстой стопки и, добавив поровну из двух других, протянул Петру.
– ...а это детишкам на молочишко!
– Да надо ли, что ты, как-то неудобно...
– невразумительно забормотал Петр.