Автостопом на север
Шрифт:
«Я не дам себя перфорировать», — говорит Крамс, когда мы хотим загнать его в тупик и посадить в калошу какой-нибудь новостью, которой еще в газетах не было, или выдуманной формулой.
— Не выйдет, я не дам себя перфорировать! — булькаю я.
Похоже, начинается кессонная болезнь: чересчур быстро вынырнул, слишком глубокое погружение, и легкое у меня лопнуло. Пусть все видят, как настоящий мужчина ведет себя в таких случаях. Че хочет меня поддержать — и это на глазах у всех! Я стряхиваю его, как назойливую муху,
И вообще, как это я животом хлопнулся? Я же из задней стойки прыгал! Назад падал.
Тереза наклоняется надо мной:
— Тебе больно, Гуннар? Очень даже страшно было. Но и смешно почему-то. Ты уж прости. Как мы ни боялись за тебя, а все равно хохотали.
— Значит, развеселил вас? Этого мне и надо было. Я ж рыжий у водяного ковра.
— Я думала…
Она думала! Я хотел совершить прыжок экстра-класса. Да, да. Густав так собирался сделать. Воздух теперь уже вполне нормально поступает в легкие, и живот не очень жжет, градусов на восемьдесят. Уже не адский огонь, как до этого. Густаву представляется возможность внести полную ясность.
— Я и хотел вам продемонстрировать клоунский прыжок, — прерываю я Цыпку. — Мы его давно в крытом бассейне разучивали, но умеют его только трое из нашего класса: я, Шубби и Фридрих Карл. Показать еще раз?
Делаю лицо, как у комиссара Мегрэ, и, выдвинув подбородок вперед, привстаю, будто снова рвусь на вышку.
— Нет, нет, не надо! — пищит Цыпка. — Ты уж и так нас насмешил.
Какой-то мальчишка сидит рядом, зарывшись в песок, и выдает:
— Не верь ему. Прикидывается, что нарочно. Не вышло у него, верно, Че?
— Заткнись, а то сейчас от него по уху заработаешь!.. — говорю я.
Че, успокаивая, похлопывает меня по плечу — он-то думает, что я все еще в нокдауне.
— Подумаешь, силач какой нашелся! — замечает мальчишка.
А я окидываю его оценивающим взглядом.
— Чтоб ты знал: я боксом занимаюсь! — При этом голос мой делается ледяным.
— Ты тоже? — радуясь, спрашивает малыш. — Пройдемся два раунда. У них тут и перчатки есть, да они деревня, только так дерутся, никакой техники. Че! Когда он отдышится, ты нам позволь пройтись два раунда, тренировочных, конечно. А ты где занимаешься?
— ТСЦ — Берлин.
«Густав! — барабанит мой сигнальный аппарат. — Это Шубби в ТСЦ — Берлин. Ты же даже не знаешь, что это значит — ТСЦ. Ты же только один раз был у Шубби на тренинге, а потом после уроков в школе пробовал».
— По мне, пожалуйста, хоть сейчас. Восемь унций. Три раунда.
Нет, этот мальчишка не «пиник», у этой рыбки мышцы длинные и жилистые, но он же на три категории легче меня — вес бумажной мухи. Придется его уложить в первом же раунде.
— Только чтоб не до крови. Я не выношу! Эта Цыпка в бикини еще тут?
Че, поглядев на часы, говорит, что сразу нельзя. Надо полчаса переждать. Но у нас нет времени ждать, дорогуша, нам надо дальше, в этот самый Альткирх.
И
Вместо того чтобы вспомнить все полученное у Шубби и передать это своим кулакам — справа, слева, прямой левый, всем весом правая чуть снизу, ноги, ноги не забывай, чтоб как пружины работали, в них успех, подбородок к ключице, плечо вперед, удар… — вместо того чтобы думать об этом, меня почему-то разобрало зло на Петера.
Кто, как не мой любимый братец, навязал мне треклятый мешок и отправил на север? И Цыпка эта тоже на его счету. Из-за него, собственно, и прыжок на дно омута.
И такое меня зло разобрало на Петера, и на допотопного дедулю, и на Цыпку, и на этого Че, и на мальчишку-боксера — пусть думает, что под барабан молотилки попал. Даже на себя теперь злюсь. Так и кажется, что у меня глаза кровью налились.
Пританцовывая, подходит Цыпка, ничего не замечает, конечно. Старается уговорить меня — это чтоб я не расколошматил мальца на составные части… на молекулярном уровне.
— Может быть, не надо вам драться? Не люблю я этого, боюсь… — и тихонько так, будто птичьим крылышком, касается рукой моего локтя. — Ты знаешь, Че говорит, что мы можем до самого райцентра доехать. Автобус отходит через час. Может, вам не так уж обязательно драться, а?
Я показываю, как бью: правый — снизу. Воздух свистит, разрезаемый моими кулаками!
Глава V, или 10 часов 30 минут
— Что, у вас тут, в деревне, и защитного шлема нет? — спрашиваю я, разминаясь в своем углу, пока мне завязывают боксерские перчатки.
— Какой еще шлем?
Когда я был у Шубби на тренировке, я видел, как им шлем надевали.
— Ты это про защитную маску?
Он что, меня за олуха принимает?
— У нас эту штуку называют шлемом, пигалица!
— Шину мы при спарринге тоже не берем.
Я отмахиваюсь. Чего это он? Не знает, для чего шина в рот вставляется? Погоди, уложу тебя на песочек — не поможет никакая шина.
Подходит Че — и сразу ворчать: завязки не так завязаны, надо сверху, а не снизу. Опять он все знает.
— Ты ж так партнеру сразу бровь порвешь, — тихо говорит он мне, перевязывая завязки.
Зрителей хватает: за бельевой веревкой, натянутой вокруг нас, гул голосов.
— Друзья, мы рады, что нам представляется возможность показать вам хороший бой. В спарринге померяются силами Уве, Локомотив — Лейпциг…
Аплодисменты, выкрики.
— …и Гуннар, ТСЦ — Берлин.
Крики, хлопки, смех, свист.
Я уж хотел поднять руки над головой — поприветствовать зрителей, но вдруг чувствую: не могу! Детский паралич, что ли? Почему-то я весь мокрый, даже подошвы влажные. Что это? Никак, заболел? Только что на вышке этот приступ, а теперь еще сильней!.. Может, пора мне перейти на постельный режим?