Автостопом на север
Шрифт:
Дребезжит крышка от большой кастрюли. Че выталкивает меня на середину ринга:
— Начинайте, чего вы? Или…
А я хочу домой, хочу в кресло, перевесить ноги через спинку, включить телек, включить транзистор — он у меня с ладонь, но все равно пищит громко. Закрываю глаза, говорю себе: «Густав, все это сон, проснись, Густав, ты не дома. Проснись…»
— Чего руки опустил? — шипит мой напарник. — Давай начинай!
Открываю глаза. Нет, я не дома. И не помогут мне никакие заклинания! Мальчишка шурует боксерскими перчатками перед самым
Сейчас я прихлопну его, как муху.
Удар мой будет неотвратим, со свистом кулак разрезает шелковый воздух. Ничто живое не способно ему противостоять! Такая во мне закипает злоба, что я готов быка одним ударом свалить.
Я словно лечу за своим кулаком до самой веревки, с обеих сторон, словно комариные укусы, меня сопровождают удары мальца. Но что-то внутри зашевелилось.
Снова дребезжание крышки кастрюли, но где-то очень далеко, не то в Австралии, не то в Ростоке.
Росток?
— Давай в свой угол! — слышу я голос Че и чувствую, как он меня куда-то подталкивает.
А я только-только разошелся! Уже в своем углу я растираю песок ногами, стараясь показать, сколь я свеж и бодр.
Мегрэ и правда в своей лучшей форме. С ледяным спокойствием он оценивает обстановку. Шубби ведь показал мне, как это делается. Зажать надо. Но умеючи. Шубби приказал Мегрэ выкинуть вперед левую и тут же ее зажал между телом и рукой. И сразу бам-бам правой по кумполу.
Ну погоди, паренек. Пробил твой последний час!
Опять эта дурацкая кастрюля. Бросаюсь вперед. Прыгаю вокруг мальчишки и говорю:
— Давай, давай левую!
Мальчишка так и делает, и я ее тут же зажимаю и всей силой бью правой по голове. Да, это был удар. Че разводит нас и что-то бормочет непонятное.
Мальчишка стоит, вытаращив на меня глаза.
— Давай, давай опять левую! — предлагаю я.
А он скачет вокруг меня, будто балерина, и вдруг — как два удара колокола: бум, бум!
— Стоп! Разойдись! Всё.
Это голос Че. Где-то далеко. Он обхватывает меня, жмет вниз мои кулаки, я их почему-то совсем не ощущаю. Подталкивает к веревке.
— Друзья! Жаль, конечно. Ничего у нас не получилось. Техники не хватает у нашего друга из ТСЦ. Итак, до вечера. У костра, друзья. Дружба!
Сейчас я ему врежу, врежу по его идиотской береточке.
Но вот я снова лежу на пледе. Колокола в голове утихают: должно быть, на пожар звонили. Немного устал. Ни радости, ни злобы не чувствую.
— Так я и знала: будет драка. Ни за что не хочу больше смотреть бокс.
Где-то далеко — к его счастью, конечно, — слышу голос Че. Чего-то он там опять распоряжается.
Ищу часы в ворохе одежды. В песке они.
«Когда твой «икарус» отходит? — хочу спросить, но челюсти как припаянные, в ушах что-то щелкает, стоит только чуть-чуть двинуть подбородком».
Ну что ж, бывайте, уеду отсюда навсегда. Прощайте, клопы, будь здоров и ты, умник Че вместе со своей береткой…
Че провожает нас, при этом они опять треплются с Цыпкой о Бахе, симфониях, Бетховене…
Уже на шоссе слышу вдруг за нами быстрые шаги. Что-то знакомое. Вроде бы такие только что вокруг меня на ринге танцевали…
— Извини, — говорит мышка-балеринка.
Отмахнулся. Дело прошлое.
— Ты зря мою левую зажал, а потом ударил по затылку.
Ну и ну! Неужели это правда, Густав? Молодец!
— Ты ж ни разу в ринге не стоял.
— Только один раз в клубе ТСЦ, — бормочу я в ответ.
Понять, что я говорю, должно быть, невозможно. В подбородке что-то тикает, будто жук-древоточец в нем сидит. Правда, ведь один раз я был там. В тренировочном зале с Шубби.
— Ну ладно, бывай! Ударчик у тебя тяжелый.
Ишь ты! Мальчик, ты мне нравишься.
Все как обещано: стоит микроавтобус и ждет, должно быть, нас. Водитель переругивается с Че. Че успокаивает его. Может, этот Че правда ас или, верней, мини-ас.
Вместе с моим партнером Че забрасывает в кабину мешок Петера. Цыпка и Че обмениваются адресами. Шофер завел мотор и теперь гудит непрерывно. Вот мы и покатили. Хорошо идет. С ветерком. Так мы с ним далеко уедем.
Включил радио. Передают, конечно, не Бетховена и не Баха и никакие там адажио. Передают клёвые песенки. Поет Хрис Дёрк: хотелось бы ей быть велосипедом — покатила бы она ко мне; хотела бы быть мотоциклом — с рокотом примчалась бы ко мне; хотела б быть автомашиной — затормозила б у меня; хотелось бы ей быть лайнером — из облаков вынырнула бы прямо ко мне, а если бы была она ракетой — улетела бы со мною на луну…
— Наконец-то чудесная музыка! — говорю, подражая голосу Цыпки и ее бесконечным восторгам.
Но она и не слышит ничего, уставилась на мимо пролетающие луга, на небо и, вздохнув, пищит:
— Чудесно… Чудесно!
Спустя полчаса водитель высаживает нас, как раз когда передают знаменитую трубу. Жаль, конечно, но с такой скоростью мы отмахали не меньше сорока километров.
— У тебя синяк под глазом, — вдруг говорит Цыпка, глядя на меня с сочувствием и в то же время возмущенно.