Ая
Шрифт:
Три события начались и произошли одновременно. Её губы медленно зашевелились, в голове взорвался бессильный зов, дверь кабинета противно заскрипела.
– Я «маааа....» Вас «… моооооо» люблю «....чка......», – впившиеся в столешницу пальцы побелели, коленки дрогнули, стол от передавшегося напряжения вздрогнул. Георгий Алексеевич, устремившись вперёд, начал резко приподниматься, понимая, что девушке плохо, и она сейчас упадёт. В этот момент дверь доскрипела до своего предела, в кабинет заглянула завуч.
– Зайдите, пожалуйста, ко мне, Георгий Алексеевич.
Напряжение разлетелось мыльными пузырями. Медленно, пульсируя, шевелясь, они падали на стол, парты, пол, оставляли мокрые круги, которые тут же бесследно испарялись.
– Машенька, посиди здесь, я сейчас вернусь. – Встал и ушёл из класса, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Машенька…»
Она расслабленно облокотилась на парту, лицо было мокрое от пота, тело дрожало от
Потом было очень-очень стыдно. Первый, после случившегося, урок физики, она прогуляла. Последующие дни избегала его, завидев в коридоре или услышав голос, пряталась.
А дальше случилось страшное.
Неожиданно закончилась четверть.
По физике, кроме двоек у неё была, неизвестно откуда затесавшаяся, тройка. Дело не спасало и то, что была она такая не единственная, – физик был учитель строгий и требовательный, молодой и горячий, болел за дело, не давал поблажек ни себе, ни ученикам – двойки и единицы ставил часто и много. Состоялся неприятный разговор с завучем: «Ты девочка у нас новенькая, постарайся не испортить нам… пора уже вливаться… я на тебя рассчитываю». Состоялся неприятный разговор с мамой, когда чуть не проговорилась о своих истинных чувствах «Он мне просто нравится! Мне теперь умереть что ли?». Тогда она впервые услышала слово «амбивалентность». Загадочное, биолого-химическое слово. Ей нарисовалась лягушка с валентными линиями и молекулами вместо глаз. А ещё она узнала, что Георгий Алексеевич назначен их классным руководителем. Пришла беда – отворяй ворота.
Было трудно. Очень трудно. Исправлять ситуацию с оценками надо. Оказалось, что и другие предметы надо «подтянуть». Школа была серьёзного уровня подготовки, с высокими требованиями. Дома вечером сидеть за уроками стало невыносимо. Хотелось всё бросить и бежать на улицу. Душа просила простора, свежего воздуха, широкого пространства. Хотелось увидеть Его глаза, услышать голос, почувствовать тонкий аромат незнакомого одеколона, ощутить близость и теплоту. Теперь они дополнительно два раза в неделю встречались. Для неё это была сладкая пытка, мучительный восторг. Как классный руководитель, Георгий Алексеевич «взял» над ней шефство. Он проверял её успехи, давал советы. Пытался донести свой предмет, готовил задания, учебные пособия, книги. Обычно они сидели в кабинете физики после её последнего урока. Было счастьем, если Его не отрывали дела. Тогда у неё было тридцать-сорок минут, самых замечательных минут! Чаще всего Он отправлял её к доске, а сам сидел на первой парте и слушал. Очень редко вставал рядом у доски или подсаживался за парту рядом. Что-то говорил, рисовал графики, схемы, формулы. Она же просто плыла в своих ощущениях. Наслаждалась голосом, любовалась красивыми пальцами, ловила всегда ускользающий взгляд. Внешне ничего не изменилось после того События. Её так же поднимали «Смирнова, повтори, что я только, что сказал». Он так же не обращал на неё никакого внимания. Не изменилось ничего. Лишь изредка казалось – смотрит. Поднимала взгляд… почудилось… почудилось? Её мучила неизвестность, неопределённость. Порой казалось, что и не было тех слов. Вообще ничего не было – не заходила она тогда в класс, не приближалась к Нему. Обычный сон, яркий, но уже ускользающий, ускользнувший. От этого накатывали слёзы: среди урока, на перемене, на тренировке. А ночами она банально рыдала в подушку.
Незаметно кончилась осень, наступила зима. Полугодие стремительно приближалось к финалу. Учебная ситуация в целом улучшилась настолько, что по всем предметам у неё были хорошие и отличные оценки, кроме математики, химии, физики. Тут она была бессильна. Хотя постоянная зубрёжка под «надзором» любимого учителя физики приносила свои положительные и приятные плоды – двойки ещё были, но среди троек, и уже появилась даже красавица четвёрка. И спортивные достижения радовали – второе место в республиканской юношеской спартакиаде по волейболу. Окрылённая учебными успехами и стабильностью приятных, пусть и с горчинкой, «свиданий», она порхала и пела. Несмотря на мамины предупреждения и советы – уж очень было трудно скрывать своё состояние особенно дома, ещё труднее было противиться желанию выговориться и поделиться, и невозможно было самостоятельно разобраться в себе самой, пришлось приоткрыть полуправду маме, тем более, что они всегда дружили, – она всё же не смогла удержаться. Под Новый год решила сделать Ему подарок. Долго придумывала, долго выбирала. И, наконец, это оказался галстук. Тёмно-синий, почти чёрный, в центре его пересекала морская невысокая волна.
Вечер.
Последний урок второй смены давно закончился, в школе пусто темно и тихо. Где-то гремели вёдра – дежурные, видимо, убирали класс. Она знала, Георгий Алексеевич сейчас в кабинете. Подходя к школе, видела пробивающийся сквозь плотную чёрную ткань, закрывающую окна лабораторской,
«Сука!»
Закурила она в Новый год. И шампанского напилась до одури тоже в Новый год. Её выворачивало наизнанку, и рвало с пятого этажа холодного балкона на засыпанные снегом припаркованные у дома автомобили. Праздник «удался». Они всем классом собрались у Вовки – квартира большая, родители куда-то уехали, оставив его бабушке, которая заперлась в одной из четырёх комнат. Навеселились, напились, проблевались, проспались, ещё раз напились, накурились, наобнимались, обцеловались. Праздник «удался».
После «праздника» она проболела все каникулы. Сначала отравлением от алкоголя, потом фолликулярной ангиной, с температурой, воспалённым горлом и осложнением. Сил думать о Георгии Алексеевиче не было. Да, и вообще – ни о чём. Лихорадочное полубредовое жарочное состояние.
С выздоровлением и восстановлением сил приходило осознание новой жизни. Боль, злость, ненависть, жажда мщения? Может быть. Но в бесконечно заторможенном состоянии. Апатия. Что-то сломалось. Но без слёз в подушку, без нервов, без истерики. Было. Прошло. Забылось. Лишь необъяснимое воспоминание. Сон – попытки удержать его отвлекают внимание от окружающего мира и вызывают раздражение.
Познакомилась с мальчиком из параллельного класса. Вернее, ответила на продолжительное домогание. Пригласили гулять – пошла, позвали в кино – пошла, посидеть в беседке покурить, послушать гитару – хорошо, дискотека – ладно. Учёба постепенно отошла в сторону, волейбол – тоже. Душеспасительные беседы с классным руководителем, Георгием Алексеевичем, уже не волновали. Во всяком случае, внешне это никак не проявлялось. «Да, поняла. Хорошо, постараюсь». И всё катилось дальше без изменений. Разговоры с мамой – тоже ни к чему не приводили. «Взрослая» жизнь понемногу засасывала, втягивала. Прогулки до двух-трёх часов ночи. Пачка сигарет в сумочке. Бутылка вина в компании после дискотеки. Посиделки на квартире с разбреданием парочек по комнатам. В окружении появились взрослые парни, давно окончившие школу, после армии. Учебный год она закончила еле-еле.
Нет, конечно. Не всё было так «гладко». Было больно. Она мучилась и переживала. В голове крутилась куча вопросов, сердце сжималось от ответов. И среди этой вопросительной кутерьмы и эмоционального хаоса она нашла единственное, как ей казалось, правильное решение – загнать как можно дальше и глубже свою боль. На потом. Чтобы когда-нибудь в далёком или не далёком будущем, разобраться с ней. Достаточно мудрое решение в её возрасте. Потеря, утрата – самые распространённые причины, из-за которых мы начинаем испытывать душевную боль. Потерялся любимый карандаш, сломался любимый телефон, украли любимый свитер, угнали любимую машину, уволили с работы, отвернулись знакомые, бросил близкий человек. Возникает сожаление. Мы разочаровываемся, переживаем. Появляется боль. Потерянный карандаш не вызывает бурю чувств, а вот угнанная машина заставляет нервничать и переживать. Конечно, исчезновение карандаша или автомобиля несравнимо с потерей близкого человека. Но механизм, всё-таки, схожий: чем дороже вещь, чем дороже и ближе человек, тем сложнее расставание. Тем глубже сожаление, тем сильнее боль утраты. После расставания с парнем, с которым была знакома пару недель, уже через пару дней острота чувств исчезает и вскоре совсем проходит. А если прожили год-два – и это было чудесное время! – двумя днями уже не обойтись. Глубина переживаний зависит от «ценности» утраченного. Самый простой вывод, приходящий в голову: уменьшить боль, снижая ценность утраченного. Постараться перестать думать, вспоминать, выкручивать душу жалостью к самой себе, удалить, отдалить от себя предмет переживаний как можно дальше, если не в пространстве, то хотя бы во времени. Не каждый взрослый способен на такое.