Айрис Грейс. История особенной девочки и особенной кошки
Шрифт:
Летом Айрис всё больше и больше времени проводила в саду, рассматривая буйно цветущие полевые цветы. Её очень интересовали и интриговали звуки и ощущения. Словно попав в джунгли из лепестков и бабочек, островками возвышающихся над ней, она пробиралась через них, ухватив цветы за стебельки и пригибая поближе, чтобы рассмотреть как следует. Указательный пальчик правой руки осторожно указывал наружу, ощущая поверхность лепестков; находя понравившуюся, Айрис восторженно гудела. В левой руке она всегда сжимала какую-нибудь вещь, которую постоянно носила с собой, как верное уютное одеяло.
Последней вещью-талисманом оказался розовый пластиковый мячик из бассейна с шариками, и он был единственным в своём роде: она бы сразу заметила, если бы я его потеряла или подменила. Не могу сказать, в чём была
Шло время, и я находила всё больше точек соприкосновения с Айрис благодаря её интересам и тяге к природе. Мне даже начало казаться, что Пи Джей прав и дочка просто медленнее развивается. Но после нескольких случаев я уверилась: предполагаемый диагноз Айрис, скорее всего, верен.
Поэтому, несмотря на все наши усилия, насладиться своим вторым днём рождения у Айрис не получилось. Конечно же, мероприятие получилось многолюдным: поздравить Айрис пришли многие члены семьи, которых она изо всех сил избегала. Даже шоколадный торт с Томом и Джерри не спас ситуацию. Не обращая внимания на большую часть подарков, дочка хотела только, чтобы её оставили в покое. Когда все ушли, она спокойно бегала по саду бабушки и дедушки с воздушными шариками, довольно хихикая: на природе, вдали от других людей Айрис чувствовала себя совершенно непринуждённо. Мы наблюдали за ней из кухни, улыбаясь и смеясь тому, как радостно она носится по траве, но уверена: и я, и Пи Джей думали об одном и том же: что всё это значит, как мы можем ей помочь, и почему это происходит.
Осенью началось строительство и для Айрис настало непростое время, как мы и предполагали. Она мучилась из-за шума экскаватора и всех остальных сопутствующих стройке звуков, мы даже заперлись в дальнем углу дома, пока Пи Джей командовал строителями. Спасаясь от шума, мы много времени проводили у моих родителей. Они купили щенка чёрного лабрадора и назвали её Инди. Она была просто очаровательна и очень полюбила Айрис. Симпатия, правда, получилась не совсем взаимной: Айрис не хотела, чтобы её лизали, но щенок её забавлял, и она терпела оживлённые игры Инди. Смотреть, как собака пытается растормошить Айрис, было здорово. У неё не всегда получалось, но я ценила её усилия.
Как только мы переступали порог, Инди бежала приветствовать Айрис, тащила ей игрушки, тянулась при первой возможности и никогда не обижалась, если дочка её отвергала. К моей зависти, собака не спешила впадать из-за этого в уныние. Мы же, напротив, всегда грустили, когда нас отталкивали. Инди никогда не отчаивалась, она с неиссякаемой жизнерадостностью пробовала снова и снова.
И я решила у неё поучиться. Я знала, что Айрис нас очень любит, просто она не может показать это с такой же лёгкостью, как другие дети. Нам приходилось сохранять терпение и стараться всеми силами до неё дотянуться. Это было нелегко. Мой папа расстраивался каждый раз, когда внучка его отталкивала. И никакие объяснения тут не помогали; ему требовалось время. Одну неделю Айрис могла выносить и даже радоваться более близкому общению с ним, позволяя себя целовать, обнимать и даже катать в тачке по саду, а вторую – уже не могла. Мама оказалась невероятно терпеливой – гораздо терпеливее всех нас: она просто ждала, зная, что Айрис придёт к ней, когда будет готова.
Чем больше я занималась с Айрис, тем теплее становились их отношения с Пи Джеем. Поначалу это были только намёки, но они вселяли в него надежду.
Я замечала, что Айрис пока может контактировать только с одним человеком за раз, и понимала, насколько эти навыки для неё новые и до сих пор очень сложные.
Идея, как расширить дом, была навеяна воспоминаниями о времени, проведённом в Венесуэле. Наш дом служил нам крепостью. Высокие потолки, крепкие брёвна и вид на Анды через треугольные окна придавали мне мужества в тяжёлые времена. Теперь мне хотелось, чтобы Айрис чувствовала себя такой же защищённой. Поэтому мы задумали сделать целую стеклянную стену. Нашли Пи Джею помощников: конструктора и плотника, и он посвятил себя строительству. Конечно, не всё шло гладко. Пи Джей сломал палец, и временами нам хотелось бросить эту затею, но стоило только разобраться с проблемой, и всё снова вставало на свои места. В перерывах между звонками поставщикам Пи Джей гонялся за доктором, чтобы договориться о диагностике Айрис, и, наконец, мы получили письмо с датой начала трёхдневного обследования.
Стоял декабрь, погода была необыкновенно хороша, так что строительство шло успешно: мы планировали закончить всё к Рождеству. Пи Джею предстояло продолжить командовать рабочими, а мне – отвезти Айрис на диагностику. Мы с ней отправились в Центр детского развития в ближайшем городе, и за три дня познакомились со множеством специалистов. Диагностика далась тяжело нам обеим. Айрис не понравился кабинет: там оказалось слишком жарко, и вентиляторы сдували воздушные шарики с потолка, и ей было непросто справляться с постоянным движением окружающих предметов. Как только шарики передвинули, она успокоилась.
Сначала врачи решили понаблюдать за дочкой во время игр, а потом перейти к всевозможным обследованиям. Все её милые черты подметили, проанализировали и каталогизировали. Наблюдать за происходящим оказалось нелегко. Каждый раз, хватая игрушку, Айрис играла с ней не так, как должны играть дети. Ей хотелось рассмотреть всё в мельчайших деталях: как эти детали соединяются между собой, какие они на ощупь, как ощущаются, если провести игрушкой по щеке. Как она лежит в руке, как смотрится при другом освещении, как лежит в моей руке, какая рука предпочтительнее. Айрис молчала: не произносила ни слова, ни звука, пока что-либо её не возбуждало, тогда она начинала махать руками и мычать. Доктор делал заметки, а я хотела, чтобы Айрис положила пластиковое брокколи на тарелку или взяла крошечную чашку, будто бы отхлебывая чай: что угодно более типичное для ребёнка её возраста.
Врачи смотрели, как я кормлю её, и всё время писали. Ощущения были престранные, словно мы обе находились под следствием, и я чувствовала себя ужасно неловко. К счастью, все без исключения врачи и медсёстры оказались добры и отзывчивы, но потом настало время более формальных экспертиз, во время которых Айрис просили выполнять различные действия, которые дочку совершенно не интересовали, и был сделан вывод, что её невозможно увлечь. Явно давая понять, что она чувствует, с помощью диких воплей или пробежек к двери, Айрис вела себя так, словно докторов в помещении не было или они были неудобством, с которым приходилось мириться. Я понимала: мне следует радоваться, ведь они видели всё то, что я заметила, и серьёзно отнеслись к её поведению, и скорее всего, они подтвердят предполагаемый диагноз. Но я не чувствовала ничего подобного. Мне хотелось, чтобы Айрис «сдала» на отлично. Хотелось гордиться дочкой, и чтобы врачи могли сказать: «Не беспокойтесь. Всё хорошо, дорогая, возвращайтесь домой». Конечно, это было невозможно, и с каждым днём я всё острее понимала, что диагноз будет подтверждён. Нам не пришлось долго ждать его постановки: врач сказал, что не хочет, чтобы мы томились на рождественских праздниках, поэтому 20 декабря 2011 года мы приехали на заключительный приём, дабы обсудить полученные данные и получить диагноз Айрис.
Конец ознакомительного фрагмента.