Азеф
Шрифт:
– Ты неосторожен, Иван.
– Да, Иван Николаевич, и с вашей стороны это преступление.
– Беневская красива, тонка, в манерах аристократизм, хорошее воспитание.
Азеф кольнул ее правым глазом.
– Преступление, - пробормотал он, усмехаясь, - хорошо еще, что так кончилось.
– Ты, надеясь на свою нереволюционную наружность, пренебрегаешь примитивными правилами конспирации, Иван. Так нельзя, батенька, надо быть осторожнее. Что же это, случайность, иль гонялись за тобой, как за главой Б. О.? Как ты думаешь?
– Почем
Почему Беневская влюблено смотрела на Ивана Николаевича? До вступления в Б. О. была толстовкой-христианкой, признавая борьбу со злом насилием. Сейчас, не расставаясь с Евангелием, стала террористкой. Товарищи не понимали, каким путем эта строгая девушка пришла к ним? Ивана Николаевича она любила, как главу террора, на который вышла бесстрашно, борясь за счастье России и человечества.
– Шутки брось, Иван. У тебя нет подозрений? Уже час, как ждал этого вопроса Азеф.
– Каких? О чем ты говоришь?
– О провокации.
– О провокации?
– поднял на Савинкова темные глаза Азеф и расплылся в иронической улыбке.
– Ха-ха-ха! Никаких подозрений конечно нет, потому что ясно и ребенку: - партия изобличила провокатора, оставив его на свободе. Так что же ты думаешь, провокатор - муха, хрупкая институтка, которая от испуга падает в обморок? Ты думаешь, - хмурясь, искажаясь говорил Азеф, - что Татаров не работает, что он бросил свое дело, перепугался и сел в бест? Да я голову дам оторвать, что это его рука. Он нас всех отошлет на виселицу. Но что же, если ЦК этого хочется, пойдем и на виселицу, - Азеф запыхтел папиросой.
– А разве он изобличен?
– взволнованно спросила Беневская.
– Безусловный провокатор, - отрезал Савинков. И после раздумья проговорил: - Иван, если мы несколько раз шли по указке ЦК, то теперь, когда удар занесен над Б. О., нам нечего стесняться. С твоим арестом сорвутся все намеченные акты. Мы должны обезопасить себя.
– То есть как? Что ты думаешь?
– как бы нехотя спросил Азеф.
– Убить Татарова, вот как, - сказал Савинков, пристально глядя в выпуклые, темные глаза Азефа.
Что нужно, было выговорено. Азеф молчал. Пыхтел, докуривая папиросу. Потом, бросив ее на пол, задавил штиблетой, закурил другую.
– Я думаю, ты поймешь, Борис, что самому мне поднимать этот вопрос неудобно. Татаров для своего спасенья обвинил меня перед Черновым.
– И что же?
– Я поставлю себя в двусмысленное положение. Могут сказать, убираю с пути человека, обвинявшего меня в предательстве.
– Какая чепуха!
Бледное лицо Беневской внезапно порозовело, изредка вздрагивали ресницы, словно она хотела что-то сказать и не выговаривала.
– Нет не чепуха, - медленно, лениво говорил Азеф.
– Я щепетилен. Я не могу вести это дело. Потом сам понимаешь, Татаров не генерал, не губернатор, он товарищ, бывший, но все равно, у него есть имя, биография, убивать его
– Бросим всю эту психологию, - махнул рукой Савинков, - все это так, Татаров не генерал, в былом революционер - прекрасно. Но он предатель. С слежкой за тобой над Б. О. занесен удар. Его надо отвести. Стало быть надо убить Татарова. Ясно, как арифметика. Не понимаю наконец, почему легко убить генерала и нелегко провокатора? Это люди одного берега. Ну, провокатора убить психологически может быть несколько труднее, только и всего. Убийство же Татарова важнее сейчас убийства Дубасова.
Азеф не глядел на Савинкова. Ждал.
– Если тебе, как ты говоришь, неудобно ставить убийство Татарова, давай я беру его на себя.
Азеф молчал.
– Не знаю, - ответил он, - могут выйти осложнения с ЦК.
– На осложнения мы плевали. Б. О. под угрозой виселицы, а мы еще будем думать о входящих и исходящих.
– Если ты уверен, что надо - бери.
– Азеф выбросил дымящийся окурок из мундштука и опять задавил его штиблетой.
– Но ты то сам как считаешь? Необходимо или нет?
– раздраженно проговорил Савинков.
– Я считаю необходимым, - тяжело подымаясь с кресла, проговорил Азеф.
5
Чтоб убить провокатора Татарова в Варшаву выехал Савинков, Беневская, Моисеенко, Калашников, Двойников и Назаров. План был прост. Его выдумал Савинков, гуляя по улицам "в желтом паре петербургской зимы".
В Варшаве Моисеенко и Беневская на имя супругов Крамер сняли на улице Шопена квартиру. Савинков пригласит Татарова для дачи показаний. А убьют Назаров, Двойников, Калашников.
Двойников московский фабричный, крепкий, скуластый. Назаров тоже рабочий, выше Двойникова, легкий и высокий. Оба сильны. Но все же первый удар предоставлен рассеянному студенту Калашникову. Он так настаивал, что удар отдали ему.
6
Мимо памятника Яну Собесскому Савинков шел, крутя тростью. У квартиры с железной дощечкой "Протоиерей Юрий Татаров", длительно нажал кнопку. Дожидаясь, ни о чем не думал.
Матушка Авдотья Кирилловна торопилась надеть туфли, все никак не попадала правой ногой. Но уж очень ей не хотелось, чтобы сын выходил отпирать "простудится еще, Господи", - шептала она, - "да и отдохнуть только лег".
– И почти бегом побежала, мягко чавкая туфлями.
– Простите, пожалуйста, - проговорил прекрасно одетый господин, стоя перед Авдотьей Кирилловной.
– Могу я видеть Николая Юрьевича?
Авдотье Кирилловне господин очень понравился. Тихо, по старушечьи улыбаясь, она проговорила:
– Отдохнуть он лег, сын то мой, ну, вы все таки пройдите в залу, я ему скажу.
Обтерев о половичек ноги, чтобы не наследить, Савинков прошел в залу. Зала маленькая, в фикусах, геранях, кактусах, с альбомами, плюшевыми скатертями ширмами, портретами духовных лиц.
Когда скрипнула дверь и на пороге встала плотная фигура Татарова, Савинков рассматривал над диваном портрет монаха в клобуке.