Б/У или любовь сумасшедших
Шрифт:
У него была какая-то странная вера. Ирина стеснялась спросить, что означают знаки под притолоками и медальон желтого металла на груди.
Этот человек пережил крушение дома, разлуку с отцом, который остался в Москве в двадцатом, а ему велел уезжать с матерью и отчимом Карлушей Линденбергом. Карлушу поминал с мальчишеским смешком, Ирина уже знала, что Карлуша был злым и вредным. Владимир пережил измены, предательства, гибель любимой женщины, муки его были порой невыносимы. Ирина замечала вдруг испарину на лбу, речь его замедлялась. Она выходила вон, звенел колокольчик, и появлялась Эльжбета с лотком,
— Погодите. Пойдите в кабинет, там на столе письма. Почитайте их, пока я чуть-чуть передохну.
Ирина читала письмо графини Бобринской из штата Массачусетс. Графиня, дальняя родственница Володи, просила его написать письмо ее коту Тому и объяснить ему, что она скоро умрет и Тому будет худо. Поэтому, когда приедет ее племянник из Бостона, Том должен переместиться в его машину вместе со своими мисочками и любимой подушкой. В семье племянника много детей, и Тому будет гораздо веселее, чем с ней, старухой. А так его заберут соседи или в кошачий питомник.
— Мы с ней очень дружим, — сказал Володя, когда Эльжбета разрешила ей вернуться к нему. — И я, конечно, напишу Тому, он меня знает, я часто пишу ему, и, надеюсь, послушает моего совета. А вот ужасная вещь с теми собаками, что стену охраняли, ужасная вещь. Их продали в Испанию для медицинских экспериментов, больше они ни на что не годились. Кажется, у вашего писателя есть хорошая повесть о такой собаке?
— Да. «Верный Руслан».
— Так о чем я… Ай! Глупый старик. Я ведь приготовил для вас рекомендательные письма в Стокгольм, в Лондон, в Бретань.
Ирина замерла.
— В Стокгольме пустует квартира моего ученика. Он монах и почти весь год работает в Сомали — гуманитарная помощь, в Лондоне — наследница Кочубеев, работает у матери Терезы, немного глуповата, как все Кочубеи, но человек добрейший. А в Бретани — месье Фюмиз, он был послом во многих славянских странах, у него замок, место вам найдется.
— Вам кажется, что мне понадобится место?
— Да. И уже очень скоро. В детстве я непонятно почему сделал ужасную вещь. Из любопытства. Я пожелал смерти жалкому чиновнику, уцепившемуся за поручень вагона. Поезд набирал скорость, и я, маленький мерзавец, повторял про себя: «Отпусти, отпусти руку». И он отпустил. Не стану рассказывать, что я увидел и что почувствовал. Это только мое, на всю жизнь. Но умение угадывать, когда надо вскочить в вагон, осталось. Вам надо вскочить в вагон. В следующий.
Этого разговора она, конечно, Патриции не пересказала. Не рассказала и другого. Возвращаясь от Володи, она решила добираться эсбаном[11] номер три домой. Немного длиннее, с пересадкой, потом от Мексикоплатц автобусом, но за все эти маленькие неудобства путешествие через Грюневальд одаривало волшебством вечернего леса, мерцающими огоньками домов среди деревьев и редкими фонарями лесных дорожек. Казалось, как в далекой молодости едешь после работы на дачу в Абрамцево, мимо всех этих Тайнинок, Тарасовок, Пушкино…
На заплеванной, еще по-гэдээровски запущенной Фридрихштрассе она поменяла убан[12] на третью линию эсбана.
Путешествие началось. Оно выполняло все свои обещания, пока на маленькой,
Мужчина был странно одет. Все платье в стойких занятостях от долгого лежания профессионально сложенной одежды. Как на армейских или… больничных складах. Она взглянула на его лицо и поняла, что это зомби. Лицо Сашиного «дружка» из проходной института. Те же эмалевые неподвижные глаза, чуть кривой рот, серая кожа. И тот был немцем! Поэтому они похожи. Она уже знала, что движения жертвы опаснее, чем состояние покоя.
Зомби резко реагируют на движения даже без сигнала. Двери здесь, в отличие от московского метро и электричек, нужно, нажав кнопку, раздвинуть самой. Вот здесь и ждет погибель. Одна надежда — кто-то войдет. Она ощущала, как передаются зомби токи ее смятения и ужаса. Он даже начал» гуть вибрировать в ее поле.
Последняя станция — кажется, Ванзее. Там никто не может войти. Точка. Конец. Там глушь и рядом озеро. «Володя! Помоги мне!» И чудо свершилось. На Николасаллее дверь раскрыла фея в голубом кринолине и белых туфельках, юное создание, собравшееся на вечеринку в недорогой ресторанчик Потсдама.
Ирина одним рывком подскочила к двери и, вцепившись в грудь девушки, с бормотаниями «энтшульдигэн биттэ», оттолкнула ее от вагона. На нее с чисто вымытого розового личика с ужасом смотрели небесные глаза Гретхен. Металлический голос пробурчал, что поезд отправляется. Двери сомкнулись. Зомби, распластав руки по стеклу и чуть откинув назад голову, смотрел на них остановившимся взглядом. Девочка поняла, что в вагоне убийца.
— Там у входа полицейские с собакой, вы должны сообщить, — с немецким хладнокровием посоветовала она.
— Обязательно, — заверила ее Ирина. — А вы никогда не садитесь в пустой вагон.
— Но там же были вы, — удивилась девочка.
* * *
Когда Наталья ушла ужинать, не дождавшись «копуши-клуши», как раздраженно бросила она Ирине, возящейся с оторванным ремешком сандалии, Ирина защелкнула замок двери, вынула из сумки элегантное портмоне — свою добычу. В пластиковых кармашках лежали, посвечивая зеленым, золотым, синим, твердые карточки с выпуклыми шестизначными номерами. Ирина вытащила одну наугад: «American Automobile Association»[13] — было написано вверху, — и символ: три больших «А».
В другой половине лежала толстая, узкая, нарядная книжечка авиакомпании «Дельта». Ирина открыла обложку. «Roundtrip»[14] — надпись на первой странице, потом пункт назначения — Лондон. Промежуточными были указаны Берлин, Берн, Мадрид и Париж. Конечный — Нью-Йорк, Джи-эф-кей.
Была еще зелененькая книжечка автомобильных прав, запрессованная в плотный пластик карточка с фотографией гладко причесанной женщины. Ирина подошла к зеркалу, ухватила волосы на затылке, повторяя прическу незнакомки, и замерла. Они были не то чтобы похожи, но то, что называется, один тип. Высокие скулы, широкие брови, большие глаза.