Багряная летопись
Шрифт:
Армейские и дивизионные штабы сразу же почувствовали твердую руку. Вместо сутолоки противоречивых распоряжений, колебаний и подготовки к отступлению за Волгу, неожиданно для многих начали вырисовываться контуры дерзко нацеленного беспощадного удара по врагу. Недавний политкаторжанин, совсем молодой полководец уверенно и неустанно начал натягивать тетиву могучего лука, готового метнуть смертельную стрелу во фланг и тыл оголтелой в своем победоносном наступлении белой армии.
Часы показывали за полночь, когда Фрунзе и Куйбышев вновь возвратились в кабинет.
— А теперь, Валерьян Владимирович, за перо: напишем обращение к войскам
— Согласен, давайте! — Куйбышев сел за стол, пододвинул лист бумаги.
— «Солдаты Красной Армии! — продиктовал Фрунзе. — Внимание трудовой России вновь приковано к вам. С затаенным вниманием рабочие и крестьяне следят за нашей борьбой на востоке…» — Поочередно произносили они одну фразу за другой. — «Колчаковцы делают последние усилия, — перо Куйбышева летало по бумаге. — Собрав и выучив на японские и американские деньги армию, заставив ее слушаться приказов царских генералов путем расстрелов и казней, Колчак мечтает стать новым державным венценосцем.
Этому не бывать! Армии Восточного фронта, опираясь на мощную поддержку всей трудовой России, не допустят торжества паразитов…»
Через полчаса они, еще и еще перечитав текст обращения к бойцам, подписали этот первый документ вновь созданной группы войск: командующий войсками Южной группы Восточного фронта Михайлов-Фрунзе, член Реввоенсовета Куйбышев.
— Сергей Аркадьевич, — вызвал Фрунзе адъютанта, — чтобы с утра это обращение начали печатать в типографии. Максимум послезавтра оно должно быть на передовых. Действуйте!
— Слушаюсь! Михаил Васильевич, тут Загораев и Яковский из Москвы прибыли. Сейчас примете или пускай утром придут?
— Загораев? Яковский? Что же ты сразу не сказал?! Давай их сюда немедленно!.. Ты представляешь, Валерьян, наши посланцы к Ленину! — От радости Фрунзе обратился к Куйбышеву на «ты». Тот только улыбнулся.
В дверях выросли двое ладно одетых командиров. Круглое лукавое лицо Загораева светилось радостью. Смущенно и взволнованно улыбался Яковский.
— Товарищ командарм! Ваше задание выполнено! Пакет лично Владимиру Ильичу Ленину вручен! — Загораев протянул Фрунзе пустой конверт, на обороте которого четко синела надпись: «Получил. Ульянов-Ленин».
— Ну, молодчина! — Фрунзе обнял его. — Знаю уже, что вручен! Старый ивановец не подведет, уж такая наша иваново-вознесенская порода! Присаживайтесь, Николай Васильевич, здравствуйте! Ну, тезка, рассказывай. — И он стал расстегивать на Загораеве шинель. — Сергей Аркадьевич, соорудите нам чаю да подсаживайтесь. Послушаем земляка и Николая Васильевича. Миша, рассказывай.
— Ну, значит, в Москве снега много…
— Вот молодец! С самого главного начал!
— Да. Прибыли мы и первым делом, как вы велели, к Софье Алексеевне в «Метрополь».
— Ну, как она? Как здоровье? Как выглядит?
— Насчет здоровья сказать не могу, а собой женщина очень приятная, глазищи по блюдцу, хотел было ей подмигнуть, да уж очень она вами интересуется. — Все рассмеялись.
— Вот земляк, а? С ним держи ухо, даром что старый товарищ: дружину в пятом году вместе организовывали. Ну дальше, дальше!
— Честно скажу, дорогой ты наш Арсений, что очень мы волновались, как Ленин нас примет, но Софья Алексеевна всех успокоила: он, говорит, совсем простой и слушать хорошо умеет. Ну ладно. В бюро пропусков я предъявил пакет и говорю: от товарища Фрунзе товарищу Ленину лично.
— Да, все волновались, — улыбнулся Яковский.
— Ну, ну, — торопил Фрунзе.
— Прошли мы две комнаты, и она показала нам на дверь — в третью. Входим, не знаем, куда глядеть. Вдруг слышим ласковый такой, быстрый голос: «Здравствуйте, товарищи фронтовики! Проходите, присаживайтесь!» Глядим — Ленин! Сидит за письменным столом, вокруг всюду шкафы с книгами. Ну, отрапортовал я по всей форме, вручаю пакет. Отрезал Ленин краешек, вынул бумагу, карту, стал читать — быстро так, а сам приговаривает: «Гм-гм… так-так. Интересно, очень интересно!»
— Так и сказал? — встрепенулся Фрунзе.
— Убей меня бог, честное партейное слово. Так и сказал: «Интересно, очень интересно». Потом спрашивает: «Как здоровье товарища Фрунзе?» — «Ничего, здоровый, — говорю. — Зарядку каждое утро делает и нам велит». — «А Колчак-то наступает?» — спрашивает. «Скоро будет отступать», — отвечаю. «Почему так думаете?» — «Настроение, — говорю, — в частях боевое, белых уже от Уральска гоняли, командарм у нас воевать умеет». — «Умеет?» — «Умеет», — говорю. Ну, стал он спрашивать, как это получилось, что мы белых от Уральска погнали, спросил, как бойцы обмундированы, как снаряжены. Ну а вы, товарищ, сами откуда, спрашивает. Выговор у вас среднерусский. Так точно, говорю, из Иваново-Вознесенска. Иваново-вознесенцы-то, говорит, должны на Восточном фронте воевать особенно хорошо: ведь Колчак закрывает нам дорогу к туркестанскому хлопку. А это значит, что ваши фабрики едва-едва теплятся, что жены и дети ваши живут впроголодь. Так? Все правильно, Владимир Ильич, отвечаю. Ткачи все так и понимают. Ну, потом с удовольствием узнал, что товарищи Яковский и Осьминин — бывшие офицеры — не за страх, а за совесть бьют беляков, что им, значит, вы полностью доверяете.
— Ну, а еще о чем разговор был? — с нетерпением выпытывал Фрунзе.
— Еще спрашивал нас, — начал вспоминать Яковский, — как встречает красных крестьянская масса, когда мы приходим после белых. Какие у нас недостатки? В чем больше всего нуждаемся? В общем, всех расшевелил. Перестали робеть, разговорились. Рассказывали все, что знали. А Владимир Ильич делал пометки в блокноте. А не было таких случаев, спрашивает, чтобы бойцы ослушались, не выполняли приказов? Ну, не хотели бы наступать, идти в разведку или в бой?
— Так! Так!
— Тогда мы объяснили, — снова вмешался Загораев, — что до вашего приезда были такие факты и даже восстания, спровоцированные эсерами, но теперь ни одного такого случая не знаем. Теперь, говорю, если командир не даст приказа на атаку, то бойцы сами пойдут вперед, а командира оставят позади.
«Хорошо, что у нас такие бойцы, которые сами идут на врага. Где у империалистов такая армия? Нет у них такой!» — говорит. Ну, потом пришла товарищ Фотиева, докладывает, что товарищ Дзержинский ждет. Стал он с нами прощаться.