Багряная летопись
Шрифт:
— Чудак! Ясное дело — вывезли. Ты письмишко-то отошли Анастасии Петровне, дворничихе, уж она-то новый адрес знает, она и перешлет. А слышь, Гришуля, может, госпиталь вывезли куда-нибудь к нам в Бузулук или, например, в Самару, а? Идешь по улице, шашка на боку, бинокль на груди, сапоги сияют, и вдруг навстречу — Наташа под ручку с Тосей, а? Слушай, а какого роста Тося-то? — заволновался щупловатый Володя.
— Какого? Ясное дело, небольшого, — авторитетно разъяснил Гриша. — У девушек всегда так: если сама высокая, так подруга у нее обязательно росточком поменьше.
— Ну, это хорошо, мне подходит, — успокоился Володя.
На ветку березы
— Природа, — вздохнул Фролов. — В Питере этого не увидишь. Хотя вы, охотнички, конечно, к птицам привычные…
С наступлением сумерек начали седлать коней, подгонять амуницию, чтобы ничего не стукнуло, не брякнуло, и в темноте отряд выступил. За первые дна часа быстро прошли, минуя деревни, около двадцати верст и вышли на большак. Здесь повернули на восток и двинулись потише, поосторожней. Вот дорога сделала крутой поворот. С обеих сторон — канавы и густой кустарник. Метрах в трехстах начинался небольшой лесок. Четырех человек с лошадьми Гулин отправил туда: в лесок в случае неудачи должен был отойти весь отряд. Остальные разбились на две группы и залегли по разные стороны дороги. Задание было ясным: большую группу пропустить, малую — брать без стрельбы, для этого могли пригодиться погоны и французский язык Далматова. «Великое дело — охота! — думал Гриша. — Да разве лежал бы я так спокойно, нет — почти спокойно, не будь в прошлом лесных засад? На глухарином току тоже поначалу было страшно, волнуешься, а потом, как привыкнешь, уже быстро, сноровко подбегаешь на два-три шага под второе колено песни, уже ни о чем не думаешь, только бы не подшуметь, не вспугнуть…»
— Ваше благородие, — едва слышно прошептал Володька, — страшно тебе?
— Немного. А тебе?
— Аж трясет: не то от сырости, не то с непривычки.
— С непривычки, — шепнул Гриша. — Молчи.
— Ага. Молчу, — едва слышно согласился тот.
«Неужели кто-нибудь в схватке погибнет? А если я? Не станет меня — и все. Нет, не может быть!.. А почему не может быть? Все может быть. Жаль, не придется тогда увидать, каким же все станет после победы. А если поранят? Обезобразят? Наташа глянет — и содрогнется. Нет, она добрая, виду не покажет, но сама… Лучше смерть! Нет, лучше все-таки жизнь. И победа. А сейчас надо сделать все, как задумано. Обмануть, отвлечь, не вызвать подозрения у беляков… А если за ночь никто мимо не проедет? Плохо! Тогда придется весь день снова скрываться в лесу, затем все сначала…»
В это время Еремеич негромко сказал:
— Едут!
Далматов приложил ухо к земле и явственно услыхал невдалеке лошадиный топот. Крупными толчками забилось сердце. «Сейчас!»
— Не более пяти, — молвил Еремеич. — Приготовиться! Гриша, чтоб зубы им в случае чего заговорил.
«Ночь темная, — думал старый разведчик, — может быть, это только передовой дозор? Все равно, сцапать их да и прочь с дороги в лес подальше. Эх, только бы без шуму!»
Вот три темные фигуры всадников поравнялись с кустами. Гулин с той стороны гукнул по-заячьи, и в тот же миг одиннадцать человек молниеносно кинулись на троих, сдернули их и начали вязать им руки.
— А-а! — завопил один из них, ему закрыли рот, но тотчас забились изо всех сил и двое других. Пристукнуть? Еще в темноте убьешь…
— Ваше благородие, — Гулин поспешно забасил, взял руку под козырек, — никак ошибочка вышла: не красных, а
— Сейчас проверим, — небрежным начальственным тоном отозвался Григорий и подошел к обезоруженному офицеру, которого, крепко держа, поставили перед ним на ноги. — Кто такие? Отвечать!
Офицер, сильный, рослый мужчина лет тридцати, тяжело дышал после борьбы, глаза даже в темноте светились злобой. Он вновь попытался расшвырять нависших на нем разведчиков и грубо выругался.
— Чтэ-э-э? С кем говоришь, красная скотина? — «возмутился» Григорий. — Отвечай, пока на месте не порубили!
Офицер слегка успокоился:
— Не там ищете, поручик! Красные верстах в сорока южнее. Немедленно прикажите отпустить меня и моих людей.
— Кто такие?
— Я — офицер связи из штаба седьмой Уральской дивизии генерала Торейкина. Везу секретные приказы начальнику Ижевской бригады. Прошу вас тотчас отпустить меня. За промедление будете отвечать по всей строгости военного времени.
— Парле ву франсе? — спросил Григорий.
— Нет, не говорю.
— Жаль. Обыскать!
Гулин лично бросился выполнять долгожданный приказ, извлек из внутреннего кармана офицера два пакета за пятью сургучными печатями каждый и вручил их Далматову. Ага! «Секретно. Срочно». Тот спокойно спрятал их в карман.
— Что вы делаете, поручик! Это безобразно! Я буду жаловаться лично-генералу Торейкину.
— Хоть адмиралу Колчаку, — надменно ответил Григорий. — Надо в штабе проверить, что за птицы. Гулин, вызывайте лошадей!
— Фролов, ну-ка! — Володька кошкой вскочил на одного из захваченных коней и погнал его в лесок.
— Да прекратите вы эту комедию или нет?!
— Ну ладно, хватит! — властно прогремел Гулин. — Мы разведчики красного начдива Чапаева, к нему вас и доставим. Рыпаться не советуем: кончим тут же. Ясно? Если честно в штабе всё доложите, что знаете, гарантирую жизнь и после войны возвращение к семейству. Ясно? Вопросов нет?
У офицера сразу ослабели ноги, он обвис в крепких руках красноармейцев.
Вскоре из леса коноводы пригнали лошадей. Пленников привязали к седлам и освободили им руки, а недоуздки их коней прикрепили к лукам седел троих красноармейцев.
— По коням! — скомандовал Гулин.
Далматов лихим наметом выехал вперед, и отряд взял с места рысью по уже знакомой, едва белеющей во тьме дороге…
19 апреля 1919 года
Самара
Утром 19 апреля Фрунзе внешне спокойно сообщил Куйбышеву и Новицкому, что командование фронта только что потребовало от него решительно и немедленно остановить отступление Пятой армии, для чего перебросить ей на помощь самую боеспособную — 25-ю дивизию Чапаева, то есть ту именно дивизию, которая должна была составить ядро комплектуемой ударной группы для нанесения решающего контрудара.
— Так это значит, — не дал ему даже договорить Куйбышев, — полностью, вот так, — он размашисто начертал в воздухе косой крест, — уничтожить наш план!
— Ну и что же вы ответили? — со сдержанным гневом спросил Новицкий.
— Ответил, что подумаю и сделаю все возможное. Вот для совета я и пригласил вас.
Воцарилось молчание. Куйбышев яростно шагал по кабинету, Новицкий в недоброй задумчивости стучал ногтем по столу. Действительно, что же делать, чтобы в конце концов остановить Пятую армию, которая подкатилась уже к Самаре чуть ли не на одни конный переход, и в то же время не сорвать планируемый контрудар?