Бактерия 078

Белицкий Мариан

В числе приехавших к нам врачей был один старый доктор, который очень возмущался тем, что прислано так мало лекарств. Не помню уже, что он тогда говорил, но знаю одно - он боролся за жизнь каждого больного и проклинал тех, кто обрек люден на смерть. Я боялся этого доктора и в то же время любил его. Такие противоположные чувства довольно часто уживаются в душе ребенка… Старый доктор тоже полюбил меня - заботился обо мне, отдавал часть своего скудного пайка.

Потом эпидемия начала затухать. В нашей деревне осталось в живых всего несколько человек. Однажды вечером старый доктор стал расспрашивать меня о родственниках. Узнав, что никого из них в живых не осталось, старик решил взять меня с собой в город. Я открыл ему

свою сокровенную мечту - стать врачом и убить чуму. Старый доктор погладил меня по голове и обещал помочь выучиться на врача, сказав, что мои мечты совпадают с его собственными… Мне до сих пор все еще кажется, что я чувствую на своей голове его сухую, старческую руку и слышу его дрожащий от волнения голос…

Яркий свет лампы падал на лица сидящих вокруг низенького столика мужчин. Слушая рассказ Фукуды, каждый из них мысленно переносился в свое далекое детство. Детство Фукуды ничем не отличалось от их собственного. Что из того, что в селении, где родился Косуке, не было чумы! Но ведь и там царила нужда, там тоже умирали люди, а дети знали только голод и горе…

–  В городе меня отдали в школу, - продолжал Фукуда.
– Старый доктор и его жена заботились обо мне, как о собственном сыне, и баловали меня чем могли. А надо сказать, что жили они бедно - старый доктор не искал богатых пациентов, как это делали его коллеги. Больше того, он избегал их. Не раз его вызывали по ночам к больным, с которыми произошел несчастный случай на фабрике. И доктор уходил и возвращался домой на рассвете, принося вместо денег горькие рассказы о нужде рабочих… А я учился. Учился прилежно, был первым учеником в классе. Мной даже заинтересовался директор школы, он ставил меня в пример другим ученикам. Часто я получал похвалы и награды за успехи.

Однажды директор школы вызвал меня к себе. Он ласково сказал, что хотя мне только двенадцать лет, но я уже являюсь гордостью его школы. Однако если я хочу быть настоящим японцем, то должен служить своему императору до последнего дыхания. Если я готов к этому, то он примет меры к переводу меня в военное училище, где обучаются будущие офицеры непобедимой армии императора… Перспектива надеть военный мундир подействовала на мое воображение. Я сразу же представил себя во главе войск, завоевывающих новые земли и славу. Такео Фукуда-победоносный полководец и герой, о котором пишут книги!.. Мне уже мерещился пышный, триумфальный въезд в родной город. Помнится, я даже поблагодарил тогда директора за его заботу обо мне.

Вернувшись домой, я обо всем рассказал своему приемному отцу… - Голос Фукуды дрогнул.
– Никогда… никогда не забуду, какая печаль отразилась па его лице во время моего рассказа! Когда я умолк, старый доктор начал отговаривать меня. Он говорил, что я вступаю на опасный путь, что армия императора совсем не такая, какой она мне представляется. Он напомнил о моих детских мечтах, о благородной роли врача, помогающего народу. Но мундир и будущие лавры героя привлекали меня сильнее, чем докторский халат.

Тогда мой опекун начал говорить о несправедливости японского общества, о тяжелой доле японских рабочих и крестьян. Он разъяснил мне, что император Японии может считаться отцом далеко не для всех японцев, что он -злой отчим всем беднякам. Но старый доктор не умел говорить так, как наш директор, и я не поверил ему. Это был наш последний разговор. На следующий день сам директор проводил меня и еще нескольких учеников в военную школу. Начался новый период моей жизни…

Фукуда опустил голову. Помолчав несколько минут, он продолжал:

–  Не буду вам рассказывать, как я жил в военной школе и чему там учился. Вы сами не хуже меня знаете эти дела, хотя и не были там. С утра до вечера в нас вдалбливали идеи синтоизма. После обычных уроков проводились военные занятия… А впрочем, - Фукуда махнул рукой, - вы сами знаете, как это делается. Ведь и до сих пор

ничто не изменилось в большинстве таких школ. Скажу вам коротко: годы, проведенные в военной школе, должны были превратить меня и моих сверстников в машины, в безвольные механизмы, способные единственно к выполнению приказов и бездумному служению императору. Когда я окончил военную школу, то был уже не человеком, а именно такой машиной…

Фукуда закурил. Рука, в которой он держал сигарету, дрожала.

–  Не знаю, хорошо ли вы понимаете меня, по то, что я сейчас сказал, очень важно.

–  Мы понимаем тебя!
– сказал Ямада.
– Вполне сознаем, как тяжело тебе говорить об этом теперь, когда ты уже столько понял…

–  Не только понял!
– перебивая его, покачал головой Фукуда.
– Главное то, что увидел и пережил.

Ямада ничего не ответил. Несколько минут все курили молча. Потом Фукуда решительным жестом погасил сигарету:

–  За несколько дней до выпуска каждого из нас вызывал к себе начальник школы. Разговор обычно был короткий: выпускнику объявлялось о зачислении в офицерскую школу. Несколько иначе выглядел разговор со мной и несколькими другими учениками, окончившими школу с отличием. Начальник похвалил меня за успехи, от имени императора поблагодарил за старание и спросил, не хочу ли я учиться дальше, скажем в университете. За годы, проведенные в школе, я уже почти забыл о своих прежних мечтах и вспомнил о них только во время этого разговора. Тогда я рассказал ему, что хотел бы стать врачом, что мечтаю о карьере бактериолога. Это заставило начальника задуматься. Ответ я получил через несколько дней. Меня снова вызвали к нему, и он объявил, что я направлен на медицинский факультет университета в Киото, а дальнейшую специализацию получу в армии. Начальник добавил также, что я остаюсь военным и буду жить в казарме офицерской школы в Киото вплоть до окончания университета.

Так я вступил на путь науки. В свободное от лекций время меня и нескольких таких же, как я, «военных студентов» заставляли заниматься военными дисциплинами. Я становился врачом и одновременно солдатом. Меня учили видеть в каждом, кто мыслил иначе, чем я, врага императора. Это была страшная система, подавляющая человеческую душу. Человек, который создается такой системой, тоже страшен. И я постепенно становился таким человеком-машиной.

В 1941 году я окончил университет. На следующий день после получения диплома меня вызвали к начальнику школы. С гордостью показал я ему диплом об окончании медицинского факультета и только потом заметил, что в кабинете, кроме него, находится еще какой-то человек. Это был плотный мужчина в штатской одежде, но все выдавало в нем кадрового военного.

Начальник школы представил меня незнакомцу, назвав его генералом. Завязался разговор о моей учебе и дальнейших планах. Уже через несколько минут я понял, что генерал очень хорошо знаком с бактериологией. Мы говорили главным образом об эпидемических заболеваниях. Очень много внимания было уделено чуме, которой я давно интересовался. Начальник школы вступал в наш разговор редко, да и то только для того, чтобы похвалить меня, как прилежного студента и настоящего офицера, который мечтает о беззаветном служении императору. Генерал внимательно выслушивал эти похвалы, время от времени задавал мне вопросы из области политики. Я отвечал так, как нас учили в офицерской школе: изрыгал проклятия по адресу Советского Союза, ругал коммунистов, призывал все кары Будды на головы красных. Генерал был очень доволен. Наконец наш разговор был закончен. Помню все это так ясно, как будто дело было сегодня… Генерал положил мне руку на плечо,- Фукуда сжался, словно почувствовал прикосновение змеи, - и сказал: «Я уверен, что, специализируясь как бактериолог, вы принесете немало пользы нашей великой империи. Вы сможете доказать свою ненависть к нашим врагам, а прежде всего к коммунистам!»