Балаустион
Шрифт:
– Клянусь тенями, эликсир тебе, стратег, достанется совершенно бесплатно. Если, конечно, не убьешь меня раньше, чем я успею его тебе дать. Это к тому, что я заметил, как напряжены твои мышцы. Уверяю, сам ты не отыщешь нужную бутылочку из коллекции, которую обнаружишь в этих покоях, а если начнешь пробовать все подряд, боюсь, не поможет никакое противоядие.
– Не трать зря слова и время. Полчаса истекают, и я не хочу умереть только потому, что на тебя нашел приступ словоблудия. Итак, каково условие получения мной этой проклятой бутылочки? – Леотихид закипал. Холод и онемение
– Ах, я не требую ничего сверхъестественного, – Горгил поднял руки ладонями вперед. – Всего лишь – позволить мне заниматься своими делами. Я даже готов, исключительно из уважения к тебе и твоему брату, взять на себя обязательство сообщать вам обо всех заказах, буде такие поступят в течение моего пребывания в Спарте. Если, разумеется, объектами этих рабочих предложений не будешь ты сам, господин элименарх, либо кто-то из членов вашего клана. Клянусь темными богами, давно я не шел на столь большие уступки!
Леотихид покачал головой, восхищенный наглостью мастера-убийцы.
– А какая гарантия того, что я, выпив противоядие и выйдя отсюда, не вернусь через полчаса с полусотней солдат и не распну тебя на кресте? – поинтересовался он.
– Гарантии, конечно, нет, – вздохнул убийца. – Поэтому хочу напомнить тебе о своем любимом ученике, который в данном случае навестит этот край, чтобы наказать виновных в подобном вероломстве. Надеюсь, ты не считаешь, что я пытаюсь ввести тебя в заблуждение?
– Пожалуй, нет, – выдавил из себя Леотихид. И добавил несколько неразборчивых слов себе под нос.
– Прекрасно. Я не ожидал другого ответа, иначе ты был бы первым, на кого я произвел впечатление человека, бросающего слова на ветер. Итак?
– Я согласен, – Леотихид растянул губы в улыбке, хотя ему хотелось кусать их от унижения. А что ему оставалось делать? – Неси свой поганый эликсир.
Горгил дважды стукнул костяшками пальцев по пюпитру, и на пороге тут же возник согбенный прислужник с блюдом, на котором стояла высокая золотая чаша, инкрустированная изумрудами и янтарем. Леотихид протянул руку, постаравшись сделать это не слишком резко, и принял чашу. В ней плескалась жидкость, алая, как кровь.
– Что это? – подозрительно спросил элименарх. – Надеюсь, не месячные выделения девственниц?
– Ну что ты, – развел руками Горгил. – Обычное вино, а цвет ему придает снадобье. Пей без опаски.
Леотихид поднес чашу к губам, осушил ее содержимое четырьмя основательными глотками. Вино было пряное, душистое, похожее на фессалийский кикеон. И крепкое, ударило в голову сразу же. Или в нем было что-то еще, кроме противоядия?
– Премного благодарен, – произнес молодой стратег, встав на ноги и небрежно уронив чашу на пол. Покатившись по полу, тяжелый сосуд легонько стукнулся о ножку злополучной кушетки. – Было крайне занимательно пообщаться с тобой, Горгил.
– Взаимно, – кивнул убийца. – Надеюсь, ты не в обиде на меня, молодой человек?
– Ну что ты, – в голове шумело, но не более того. В желудке ощущалось приятное тепло, которое начало расползаться по телу, изгоняя из конечностей отвратительный холод. –
– Да?
– Покажи в действии самострел.
– Обычное любопытство или недоверие?
– И то и другое, – пожал плечом Леотихид. Голова кружилась.
– Изволь, – человек за пюпитром сделал едва заметное движение ногой, и из стены за кушеткой звенькнуло, в полумраке комнаты что-то мелькнуло. В противоположную стену с треском воткнулась, дрожа, короткая железная стрела.
– Ты хотел еще раз убедиться, что я не имею привычки лгать? – спросил Горгил.
– Браво! – отвечал Леотихид. – Надеюсь, твои мероприятия против… против известных нам лиц будут столь же смертоносны.
– Не сомневайся, – холодно бросил мастер, поворачиваясь к свету. – Мне уплатили вперед, стало быть, работа будет выполнена.
– И когда же ты начнешь действовать, позволь спросить? – поинтересовался Леотихид.
Пламя светильника на миг отразилось в темных глазницах маски странным красным отблеском. Верь Леотихид в потусторонних существ, он бы мог подумать, что перед ним демон с углями вместо глаз, который, как в старых сказках старухи-кормилицы, одним взглядом замораживает кровь в жилах даже храбрейших из храбрых. Но молодой стратег не верил в сверхъестественное, и не боялся в этом мире никого и ничего. Он ждал ответа.
– Уже начал, – ответил демон, продолжая смотреть на огонь.
Друзья-афиняне возвращались уже глубоко заполночь. После наполненного страстью свидания с веселыми сестричками, тесных объятий и жарких поцелуев холодный зимний ветер пронизывал до костей. Странно – совсем недавно им стало душно в открытой всем ветрам укромной беседке, и они попарно разошлись в разные стороны, охваченные нетерпеливым желанием. Сейчас молодые воины чувствовали удивительные легкость и веселье. Им хотелось петь и хохотать, и они делали то и другое, позабыв о мере и приличии. Они были молоды, и кровь медленно остывала в их жилах после любовного кипенья.
– Великие боги, теперь я понимаю, почему ты, попав в Спарту, не торопишься в родные Афины. Спартанские девушки – вот причина! – восклицал Эвполид. Его хитон имел такой вид, как будто в нем катались по свежей пашне, причем после хорошего дождя.
– И это тоже, – легко согласился Леонтиск. Его одежда тоже была не в лучшем виде. – В этом необыкновенном городе и женщины необыкновенные.
– О, согласен тысячу раз! Софилла! Какие у нее руки, бедра, кожа… А груди – о Эрос!.. Все такое твердое, свежее, божественно упругое!
– Это потому что девушки в Спарте занимаются атлетическими упражнениями, как и юноши, только не в агеле, а в особых палестрах…
– А попка – как у Афродиты!
– Ха! В Спарте обвислой задницы не встретишь даже у пятидесятилетней матери семейства.
– А дырочка – горячая, нежная, плотная!
– Это точно. И, добавлю, очень умелый язычок.
– Как… Откуда ты знаешь?
– Да так, птички напели. Ласточки.
– Подлец! Ты что, тыркаешь обеих? Сестер?
– Да нет, что ты! Я не настолько аморален… – улыбка Леонтиска говорила об обратном.