Балаустион
Шрифт:
– Все остается по-прежнему, – римлянин прожевал закинутую в рот щепоть сложного салата. – Думаю, для этой идеи будет полезно, если ее озвучу именно я, представитель незаинтересованной стороны.
«Ох уж это милое лукавство! Это Рим-то незаинтересованная сторона? Та-та-та…» – усмехнулся про себя Анталкид.
– Бесспорно, – мотнул стриженой головой македонянин. – Придумано блестяще. Если предложение будет исходить из твоих уст, господин сенатор, спартанцы, какими бы твердолобыми они ни были, не посмеют от него просто так отмахнуться. Ах, прошу прощения, господин эфор.
– Ничего, – Анталкид смотрел только на римлянина. – Как мы
– Вот как? – лицо римлянина ожесточилось. – Продолжай.
– Из двадцати восьми человек только десять готовы явно поддержать подобное предложение, и примерно столько же настроены негативно. Остальные не готовы дать определенного ответа или колеблются. Думаю, их решение будет продиктовано условиями момента.
Анталкид хотел было добавить шутку о козах, бегущих за вожаком, но передумал, поглядев на серьезное лицо сенатора. Тот заговорил не сразу, и сказанное эфору очень не понравилось.
– Господин Анталкид, я бы хотел, чтобы ты мне составил список этих нелояльных нам геронтов, – медленно проговорил Фульвий. – И, отдельно, ad hoc, [2] тех, кто колеблется. Ты меня слышишь? Слишком много поставлено на карту, клянусь Марсом, чтобы мы позволили им роскошь колебаться.
2
для этого случая (лат.)
– Понятно, господин сенатор. Я предоставлю тебе эти сведения в ближайшие дни.
На несколько минут наступило молчание. Римлянин сидел, казалось, погрузившись в раздумья, его сотрапезники не смели их нарушить. Наконец, консуляр разжал массивные челюсти.
– Я слышал, многие из геронтов поддерживают этого… как бишь его… Пирра, сына ссыльного царя. Это правда?
– К сожалению, – вздохнул Анталкид. – Так называемые «патриотические» призывы Эврипонтидов находят большой отклик как у рядовых граждан, так и у геронтов, наших старейшин. Мы пытаемся с этим бороться, но увы… Сын и друзья Павсания ведут активную борьбу за признание его приговора недействительным.
– Какой кошмар! – возмутился Лисистрат.
Консул подался своим массивным телом вперед, остановив тяжелый взгляд на лице спартанца.
– Возвращение царя Павсания в Спарту значительно изменит ситуацию в городе. И, как я догадываюсь, не в пользу дальнейшей дружбы с Римом, Македонией и тем же Ахейским союзом. Какова, на твой взгляд, вероятность того, что синедрион геронтов вернет царя-Эврипонтида из ссылки?
– Вероятность достаточно высока, несмотря на то, что царь Эвдамид, несомненно, воспользуется своей половиной царских голосов.
– То есть? Поясни, – не понял римлянин.
– Спартанская герусия состоит из тридцати человек, – послушно начал Анталкид. – Двадцать восемь из них – старейшины родов, и двое – лакедемонские цари. Со времен царя Клеомена голоса двух царей равны голосам остальных двадцати восьми членов герусии.
– Одним словом, каждый царь голосует как четырнадцать геронтов, так? – наморщил лоб Фульвий.
– Совершенно точно. Однако, господин
– ???
– Из надежных источников мне удалось узнать, что в ближайшее время старый царь Павсаний и его ретивый сын перестанут возмущать умы граждан и покой нашего города. Думаю, тебе, достойный Фульвий, будет небезынтересно узнать это.
И Анталкид подробно рассказал высоким собеседникам все, что ему удалось узнать о подготовленном альянсом плане убийства Эврипонтидов. Выслушав, консуляр удивленно покачал головой:
– Quod attinet [3] существования тайного сообщества, называемого «альянсом», я, разумеется, в курсе. Но эту акцию они со мной не согласовали…
3
что касается (лат.)
«А если и согласовали, ты, конечно, об этом не скажешь, дорогой римский друг», – подумал Анталкид.
– Так что, расстроим планы заговорщиков, господин консул? – небрежно сказал он вслух.
– Ни в коем случае! – испуганно вырвалось у македонца, он напряженно поглядел на римского сенатора.
– Увы, падение нравов среди эллинской аристократии очень удручает меня, клянусь богами, – помолчав, по своему обыкновению, промолвил консул. – Однако в этом вопросе разумнее, apparet id etiam caeco, [4] закрыть на это глаза.
4
это ясно даже слепому (лат.)
Собеседники римлянина улыбнулись, оценив каламбур.
– Итак, – продолжал Фульвий, – не будем вмешиваться. Я прибыл сюда, в Грецию, не для того, чтобы участвовать в таких грязных делах. («Вот это цинизм!» – восхитился Анталкид.) Сосредоточим усилия на нашей главной цели, и пусть события идут своим чередом.
– Да будет так! – отозвались собеседники. Фалернское искристой струей снова полилось в кубки.
Отпив глоток, Анталкид сладострастно вздохнул. После того, как он рассказал о заговоре римлянину, ему полегчало. Теперь ответственность за все проистекающие из этого знания действия – или бездействие – была переложена на плечи и головы куда более серьезных людей. Увы тебе, старый царь Павсаний! Твой последний судья завизировал смертный приговор. Сказать по правде, ты был прескверным царем и еще более отвратным политиком. Тьфу-тьфу, о покойниках или хорошо, или ничего. Ты был хорошим врагом, Эврипонтид. Покойся с миром.
Критий с отчаянием посмотрел на очередную развилку коридора.
– Эй, командир, кажется, сюда…
– Как «кажется»? Ведь старший ирен объяснил тебе, куда идти. Ты что, забыл, где нужно свернуть? – прошипел Орест, декадарх Крития. Он был поразительно похож на своего старшего брата, Пирра, – та же смуглая кожа, скуластое треугольное лицо с горящими глазами, крепкое сложение, вот только голос чистый, звучный, без знакомой всей Спарте металлической хрипотцы.
– Мы, вроде, заблудились, – ухмыльнулся Толстяк Биант, продемонстрировав черную дыру на месте выбитого в кулачном бою зуба.