Бальдр и Тёмный бог
Шрифт:
– Не хочу умирать, – простонал я. – Йорунн, пожалуйста… – я искал её руку, водя пальцами по мокрой земле. – Позови Маргрет, я хочу увидеть её.
– Дядя Бальдр! – склонился надо мной испуганный Лейф. – Отец, он спас меня, – поглядел он к Хёрду небесно-голубыми, как у Маргрет глазами.
Темнота накрыла меня, я потерял сознание.
***
Мой отец был конунгом. Его звали Эйрик Храбрый. Мне было десять лет, когда его убили в походе на ганнов. Я вспомнил это.
Конунг Харальд, правитель нордванов, был моему отцу побратимом, они
“Бедняга Хёрд, – подумал я. – Ещё лет пятнадцать ему придётся быть одиноким и ждать, когда супруга подрастёт”.
Хёрд ждал жену и не звал к себе наложниц. Моя вера в супружескую верность была святой ещё с детства, когда я видел любовь своих отца и матери. Верность была для меня словом телесным. Я чтил её и жил ею.
Но однажды, спустя год после смерти отца, я вошел в покои к матери и застал её с мужчиной. Это был Ворлиг, один из отцовских хирдманов.
– Уйди, Бальдр! – приказала мать.
– Что это такое?! – возмутился я. – Ворлиг, убирайся! Мама, ты же жена конунга!
Я не собирался ни отводить глаза, ни тем более уходить. Мама и Ворлиг не смогли продолжить занятия под моим неистовым взглядом и отодвинулись друг от друга.
– Испортил всё удовольствие, – проворчал широкоплечий хирдман, надевая штаны.
Он поцеловал мать, громко и смачно, чтобы я слышал, и, натягивая на ходу рубашку на покрытую волосами грудь, прошагал мимо меня. Я почувствовал грубый запах его пота.
– Мама, ты что?! Как же отец? – проговорил я.
– Садись, Бальдр, – похлопала она по постели, подзывая меня.
Я сел. Ложе пахло горечью. Я навсегда понял, что любовь грязное занятие. Мать встряхнула головой, её золотистые косы змеями прокатились по плечам. Она гордо поглядела мне в глаза, я сжался от смешения любви и мудрости, горевших в её взоре.
– Ты ещё так мал, Бальдр, – улыбнулась она.
– Я думал, ты любишь отца и будешь верна ему даже мёртвому!
– Я любила твоего отца, иначе не родила бы ему троих сыновей. Но он мёртв. Женщина создана любить. И, если мужа нет рядом, приходится любить другого. Почему ты так возмущён? Всё нормально, Бальдр. Я уверена, твой отец тоже в походах любил многих женщин – у тебя, наверняка, есть другие братья за морем. И ты сам, когда возмужаешь, будешь любить многих.
– Выходит, верности нет? – удивился я.
– Есть, но она в другом, – ответила мать.
Когда я вышел из покоев, внутри меня разгоралось чувство глубокого разочарования.
Шли годы. Хёрд правил в Истлаге, я сделался его правой рукой и старшим над хирдманами. Я разъезжал по стране по велению Хёрда и даже побывал в двух походах с конунгом Харальдом. Я любил многих женщин, как и говорила мать, я никому не хранил верность. Женщины тоже не хранили её мне. От воинов я слышал много историй, о том, как жены рожали им в то время, когда их по два года не бывало дома.
***
– Он хотел убить меня, но защитил
– Он добрый, – ответила Йорунн. – А то, что с ним сделали, – простить очень тяжело. Вот он и злится на тебя. Ты должен понять. Не гневайся на него, иначе вражда никогда не закончится.
– Он бросился на меня с ножом на глазах сына! – фыркнул Хёрд. – Это подло.
– Успокойся. Ты ведь знал, что он не с гостинцами придёт. Ты всё решил. Пожалей его, прости.
Голоса умолкли. Я чувствовал жжение во всём теле и невозможную слабость, будто меня придавила каменная плита.
– Что с его раной? Он выживет? – вновь произнёс Хёрд.
– Хель отдала Бальдру мою жизненную силу, но её не хватило, чтобы вернуть ему здоровье полностью, – грустно проговорила Йорунн. – Его раны не заживают, в крови накопилось много гнилостного яда. Бальдр живёт только потому, что я даю ему отвары, очищающие кровь.
Я услышал тревогу в её голосе и приоткрыл глаза. Я лежал в небольшой тёмной комнате, на столе горела масляная лампа. На пороге стоял Хёрд с чёрной повязкой на лице, опёршись на палку-трость. Йорунн стояла подле него, её сухая скривившаяся фигура в потрёпанном платье на фоне широкой груди конунга вызвала у меня жалость.
– Ты очень добра к нему, – сказал Хёрд.
– Он был добр ко мне.
“Йорунн, да почему ты такая хорошая?! Разве, я заслужил это?”
Видимо, я прорычал слишком громко: старуха повернулась, Хёрд отодвинул и, ощупывая путь палкой, приблизился ко мне.
– Бальдр? Ты очнулся? – сказал он. – При тебе нет ножа? Ты можешь выслушать меня?
– Говори, – прохрипел я.
– Твой меч – единственная надежда победить чудовищ. Тебя подняли из могилы, чтобы ты сказал, где он.
– Я потерял, память, Хёрд, – проскрипел я. – Я не помню, где меч.
– Потерял память, говоришь? – недобро фыркнул брат. – Но меня ты не забыл.
– Ты приказал убить меня, ублюдок! Такое не забыть. И ещё я помню Маргрет, помню как она жила со мной, – я очень хотел разозлить Хёрда, но сам себе показался жалким. – Остальное не помню, – добавил я, – какие-то образы всплывают во снах, но всё обрывочно.
– Ох, Бальдр, – вздохнул Хёрд. – Ты не сделал ничего хорошего в своей прошлой жизни! Отец подарил тебе меч, он обозначил тебя сильнейшим среди нас, хотя я и был старше. Ты ходил и блистал силой, обрастал соратниками, влюблял в себя женщин. Разве тебе было мало других женщин?.. Ладно. Ты и меч потерять умудрился!
У меня затряслись руки от негодования, ком подкатил к горлу.
Хёрд приложил ладонь ко лбу и почесал глаза под повязкой. Мой взгляд упал на запястье, которое брат носил на руке. Оно было из белого металла и сразу напомнило мне амулет Маргрет и броши Йорунн.
– Что это за запястье, Хёрд?
– Ты привёз мне его в качестве дара, умоляя отдать тебе мою невесту.
– Я полагаю, ты не согласился?
– Нет. Я был оскорблён, Бальдр! – рявкнул Хёрд. – Ты вёл себя так, будто тебе всё дозволено. Ты всегда считал себя лучше меня. Может быть, я и простил бы тебя тогда за Маргрет, но я конунг! Я должен был поступить, как поступил.