Баллада о Звездной Республике - II
Шрифт:
— Хотелось бы еще пожить, конечно, но… сам понимаешь. Ситуация непростая.
Механик закончил ремонт, отстегнулся, спрыгнул вниз и вытер ладони о кусок брезента. Темные очки защищали глаза от голубого сияния. Измеритель радиации показывал превышение уровня.
Петрович оценил ситуацию и принялся по привычке убирать инструменты в ящик.
— Ну, это… как сказать… В общем, на всякий случай — прощай, Костя. Мы оба знали, на что подписались. Хотя, я-то старый. А тебя жаль, ты — молодой.
— Молодой, но
Свет моргнул. Система охлаждения ядра завибрировала сильнее. Корабль накренился, выполняя маневр. Где-то в соседнем отсеке раздался обычный для старого корабля скрежет. В тот же миг удар пришел с другой стороны — снизу, где вмиг образовалась дыра. В нее разом ворвались ветер, брызги крови, мелкая пыль пустыни, запахи озона, сухой терпкой травы. Возле пробитой бреши коротко вскрикнул Костя.
— Какой безобразный корабль, — заметил супервиро, который командовал атакой. — Отвратительная старая калоша, но до сих пор опасная. Что там с попаданием?
— Влепили им в машинный отсек. Реакции нет, синьоро. Они не стреляют в ответ.
— Нет? Как так?
— Возможно, это очень хитрый план. Или нет энергии для лазеров.
— Ладно. Продолжаем атаку. Бьем по брешам, но сами держимся подальше.
— Разрешите обратиться, синьоро.
— Обращайся.
— Нужно дать противнику отойти, потом догнать и добивать уже на пустошах. Если энергетическое ядро взорвется над городом, гражданским мало не покажется.
— Ты мне указываешь, сержант?!
— Нет. Конечно, нет, синьоро.
— Тогда выполняй приказ буквально. Никаких шансов мятежникам.
Лазеры средней мощности поражали «Алконост» сверху, снизу, по правому и левому борту. Эти удары не вызывали сотрясений и до поры казались неопасными, но металл уже плавился, и пробоины пропускали лучи внутрь.
«Отказ всех систем управления. Время до взрыва ядра — пять минут». Эта надпись на панели мигнула, а потом исчезла. Свет на мостике тоже погас, теперь только красные отблески полыхали в в кромешной тьме.
— Я ощущаю себя бессмертным Фениксом в огне, — пробормотал Яровой.
Нечаева не видела иронической улыбки лейтенанта, но поняла его состояние по голосу.
— Сверхлюдям не интересны гражданские. Им все равно, где мы взорвемся.
— Это правда, товарищ капитан. И, все-таки, мы успели, город уже позади.
Пробоина по левому борту возникал внезапно, луч прошел сквозь стык обшивки, пронзил связиста и прожег противоположную переборку.
Потом треснул-разлетелся большой тактический экран, бесчисленные осколки ударили Нечаеву в лицо. С этого момента Елена Ивановна не видела ничего, но ощущала боль и вкус собственной крови на губах.
— Благодарю за службу, товарищи, — сказала она салютуя во тьме, а потом мир взорвался последней
Изуродованный «Алконост» рухнул в на пустоши. Дымный гриб над местом его гибели вскоре заметили реднеки.
Эрнесто узнал о смерти друзей только через стуки — от бродячего торговца, заглянувшего в распивочную небольшого поселка, где посетители заливали печали дешевым кукурузным самогоном.
Сверхчеловек не умел плакать, не знал депрессии и не испытывал опьянения — этого не допускала его измененная природа.
То, что он ощущал, называлось безграничной пустотой. Ради конспирации допив стакан, Эрнесто вышел на воздух и поднял лицо к жаркому небу. Горизонт затянуло дымкой. Зенит оставался пустым.
Ленц и Ливнев верхом уходили на восток. Связанный Элфорд бессильным тюком трясся в седле третьего мула. У Ленца болели глаза, он устал и ощущал иррациональную тоску, десять лет нелегальной жизни — это вам не шутки. Ближе к полудню беглецы остановились на короткий отдых возле колодца — мулов все же следовало напоить. Роберт Павлович всматривался в горизонт, словно надеялся увидеть там некий благой знак, но обнаружил только темную точку, которая быстро росла и становилась все ближе.
Ливнев, который стоял рядом, прищурился из-под приставленной к бровям ладони.
— Летательный аппарат, — пробормотал он. — Нет, не гирокоптер, что-то другое.
— Другое, — отозвался Ленц, и его смутное предчувствие беды в это миг обратилось в уверенность. — Это истребитель, доктор. Не какой-то там вшивый гирокоптер, а настоящая машина, класс такой же, как у «Кречета».
— Полагаете, союзники?
— Для союзников слишком рано, так что — нет, враги. Нам срочно нужно укрытие.
Поспешно спрятаться, если при тебе тройка упрямых мулов — дело непростое. Спрятаться, когда рядом нет зарослей, — занятие безнадежное. Ленц это понимал, и Ливнев это понимал. Даже сброшенный не землю связанный Элфорд всё понимал, а потому зашелся хриплым хохотом.
— Это мой человек летит, идиоты! Вас сейчас прикончат с воздуха, а меня освободят.
Ленц еще раз глянул в небо, а затем потянулся к пистолету.
— При угрозе побега пленного допустимо расстрелять, — равнодушно сказал он.
Элфорд заглянул Ленцу в глаза. За последние сутки лицо диктатора осунулось, покрылось пылью с сделалось почти неузнаваемым.
— Ну, расстреляйте, — прохрипел он, оскалившись. — Там, за штурвалом мой сын Генри. Он вас, подонков, сожжет.
— Роберт Павлович, этот человек, видимо, не врет, — заговорил враз побледневший Ливнев. — Если расстрелять пленного, мы лишимся заложника.
— Неувязочка, доктор. С заложником или без него — нас все равно убьют. Такие «птички» стреляют очень точно.