Бархатная Принцесса
Шрифт:
— Да мне ничего не нужно, — отвечаю я, но, чтобы не обидеть, трусь носом о его шею и демонстративно, чтобы видели стреляющие в него глазами проходящие мимо мулатки в купальниках, прикусываю за подбородок.
Кай от этого моментально заводится, и вибрация от его дрожи приятно щекочет кончик моего языка. И все же мой большой парень ставит меня на ноги, наклоняется, чтобы заглянуть мне в лицо и убирает волосы за уши.
— От меня пахнет рвотой, — тушуюсь я, а он… Он так мило улыбается, что сердце рвется на тысячу кусочков, каждый из которых тлеет, прожигая
Я смотрю на него все время. Каждую минуту, что мы вместе, и даже когда Кай засыпает или думает, что я сплю и не вижу, как он делает зарядку или возвращается послу утренней пробежки, чтобы оставить на прикроватном столике вазочку с почищенными фруктами. Может быть, люди не врут, и ребенок похож на того, кого любишь?
— От тебя пахнет женщиной, которая ждет ребенка, — серьезно, без намека на шутку, заявляет Кай. Берет меня за руку и огорошивает: — Пойдем в детский магазин?
Я оторопело киваю и позволяю ему самому выбрать путь. И судя по его уверенным шагам, Кай заранее все подготовил и выбрал место, куда мы пойдем, потому что идет уверенным шагом, без намека на сомнения.
У него есть взятая на прокат машина, и мы едим в торговый район, в огромный детский магазин. Смешно сказать, но я, будущая мамочка ребенка, о котором мечтала всю жизнь, вдруг теряюсь, а вот мой большой парень собран и уверен, и после короткого разговора с консультантом нас отводят в большой, просто бездонный отдел с вещами для новорожденных. И жутко краснеет, когда берет с вешалки маленькое розовое платье, как будто на куклу.
— Это… подходящая вещь для ребенка? — спрашивает, вдруг страшно заикаясь, как будто сдает экзамен по теории вероятности.
— Это очень красивая вещь для ребенка, — улыбаюсь я и тут же кладу вещичку в корзинку.
Не хочу обижать его разговорами о том, что на моем сроке еще слишком рано делать такие покупки, тем более, не зная пол малыша, потому что, даже если будет мальчик, я все равно сохраню это платье. И мысль о том, что в будущем, может быть, Бог сжалится простить наш грех и подарит еще и девочку?
— Ты плачешь. — Кай одергивает руку от милого джинсового комбинезона со стильными потертостями, совсем, как для маленького модника. — Прости, черт…
Он взволнованно теребит колечко в губе, и я, поддавшись импульсу, буквально окунаюсь ему в руки. Слова любви жгут язык и гортань, но я не знаю, стоит ли их говорить. Это так банально: простое «люблю» для того, что происходит между нами, кажется почти пошлостью. Я принадлежу ему, но и это все не то. Я бы сказала, что мое сердец бьется в его груди — и я жива, пока жив он, и так будет всегда, до последнего дня, отмерянного судьбой.
А вместо этого снимаю комбинезон и тоже кладу у в корзинку:
— Я бы и сама такой же выбрала.
— Тороплю? — все-таки переспрашивает Кай.
— Нет, просто делаешь счастливой.
Он с облегчением выдыхает и по-мужски скупо, но безапелляционно бормочет:
— Принцесса, я вас забираю. Обоих.
Вот так. Пока я искала правильные слова любви, Кай меня опередил.
— Кай, у нас ведь будет «мы»? —
— «Мы» были всегда, Принцесса.
Глава тридцать шестая: Кай
Теперь я знаю, что домой нас тянет не место, а люди, которые там остались. Что «дом» — это не точка на глобусе и не шпилька на карте, а человек, к которому нужно вернуться даже полуживым, даже для того, чтобы увидеть его в последний раз и сказать то, что всегда откладывал на потом.
Я знаю это, потому что мы с Даниэлой час назад сошли с самолета и сейчас стоим возле подъезда ее квартиры, обнявшись так, будто вот-вот наступит конец света. Я не хочу ее отпускать, потому что это, блядь, какая-то полная вонючая хрень, но Принцесса говорит, что прятаться от Олега у меня — смешно и по-детски, и она должна с ним поговорить. На нейтральной территории.
Она говорит, что все будет хорошо, но мы прекрасно знаем, что даже в сказках есть место Большой Жопе, а мы на нее прямо нарываемся все последнее время. Но Даниэла стоит на своем и, чмокнув меня в щеку, отправляет домой. Мы договариваемся встретиться вечером: я поеду домой, переоденусь, оставлю вещи, смотаюсь на работу, а вечером — к ней. Такой план. И мы будем ему следовать.
А дома меня ждет «сюрприз» — Ляля.
Какого хера, я же забрал у нее ключи?
Внутренний голос подсказывает, что она запросто могла сделать дубликат, тем более, что я посылал ее и не раз, но сейчас это не первостепенная проблема, потому что она сидит на полу в прихожей, курит, стряхивая пепел прямо на ковер, и улыбается как сраный джокер из фильма про Бэтмена.
— Какого хуя ты здесь делаешь? — Я бросаю сумку, морально созревший просто схватить ее за шиворот и отвезти к Никольскому.
Ляля кривится и протягивает руки, как будто просится на руки, но я игнорирую ее клоунаду: рывком ставлю на ноги и забираю сигарету. Она шипит, матерится, пытается сбросить мои руки, но это бесполезно. Тащу ее в ванну, до упора подымаю рычаг холодной воды, даю ей стечь, пока Ляля обзывает меня мудаком, и умываю, пока она не перестает брыкаться. Да, это неприятно и больно, потому что ледяная вода наверняка студит кожу, но так я, по крайней мере, буду знать, что у папочкиной дочки прояснилось в голове и она выслушает и поймет все, что я скажу.
— Хватит, придурок! — Ляля машет руками и со всего размаху скребет меня ногтями по лицу.
Я шиплю, но не разжимаю хватку у нее на затылке. Волоку в прихожую и прижимаю к стене. Она снова безумно смеется и тут же со слезами начинает лезть с поцелуями.
— Я с тобой развожусь, ты поняла?! — ору, чтобы до нее, наконец, дошло.
— Ты трахаешься с ней?! — орет в ответ Ляля.
— Да, блядь! Я люблю ее!
Она замирает, как бешеная кошка, которую со всего размаху приложили о стену. Смотрит на меня осоловелыми глазами, и что-то в них отключается, как будто у Ляли в мозгах закончилось топливо, и мотор работает по инерции, на холостых.