Бархатная Принцесса
Шрифт:
— Пусти! — Я стряхиваю руку Олега, когда он пытается задержать меня за локоть. Злость и страх превращаются в гремучий коктейль, и когда мое предупреждение не помогает, я дергаю рукой. Меня тянет назад, но я сохраняю равновесие. — Больше не прикасайся ко мне!
Мой голос звучит до противного громко, словно орет запутавшаяся в паутине летучая мышь и глушит сама себя. Олег крепко держит меня за плечи, но я остановлюсь только если полностью выбьюсь из сил или если он меня оглушит, или убьет. Мне все равно, потому что любой из этих вариантов будет означать лишь
Где он? В какой больнице? Что случилось? И почему Олег сказал, что Оля снова нашла неприятности. Муж пытается меня пересилить, так что приходится добровольно выкручивать запястья.
— Успокойся, — звереет Олег и трясет меня до очередного приступа рвоты. Правда, на этот раз успевает оттащить меня в туалет.
Склоняюсь над унитазом, но в моем желудке не осталось даже желудочного сока, поэтому выхаркиваю из себя бессилие, желчь, обиду и яд обмана, который принимала по неведению. Меня это не оправдывает, но, видит бог, вряд ли любая другая женщина на моем месте могла заподозрить столько лжи.
— Мы едем в больницу. Откроешь рот — и я посажу его.
— Что? — Я встаю, цепляюсь за слова Олега, чтобы не утонуть в отчаянии. Сейчас, именно сейчас я должна быть сильной. Должна осознать, наконец, что Олег все выдумал, и нет никакого ребенка, поэтому и тошноты быть не может. И единственное, о чем я должна думать — Кай.
— Приведи себя в порядок, родная, детали обсудим по дороге. И, вот еще что… — Он протягивает ладонь, нетерпеливо сжимает пальцы. — Будет лучше, если до выяснения всех деталей твой телефон побудет у меня. Обещаю, что верну его, когда мы придем к соглашению и найдем компромисс.
— Я должна тебе поверить? После всего, в чем ты сам признался?
— Нет, родная, конечно же, ты совсем не должна мне верить, и заметь, я этого и не прошу. Тебе придется отдать мне телефон, или твой щенок сядет в тюрьму на много-много лет, а тебя я просто уничтожу, превращу в девочку для глумления прессы. Натравлю на вашу парочку самых нечистоплотных журналистов и, клянусь, родная, через неделю ваши имена будут вызывать отвращение даже у новорожденных младенцев. Правда, твоему выблядку в могиле от этого ни жарко, ни холодно, а вот ты, боюсь, сама полезешь в петлю. Не заставляй меня брать грех на душу, Дани. Мы же взрослые люди.
Его тон не изменяется, не становится выше или ниже, в нем даже нет злости. Олег просто озвучивает план действий, который наверняка приготовил заранее. И кому, как не мне, знать, что он способен превратить наши с Каем жизни в ад. В его власти натравить на нас все СМИ или заставить их молчать, как он сделал это с собственным разводом. Пара заметок в мало читаемых изданиях, на которые никто не обратил внимания. Все каналы трубили о нашей свадьбе и о том, что истинная любовь приходит не только к молодым. Тогда я была рада, что Олег умеет затыкать рты — и сплетни с запахом грязного белья не омрачают начало нашей брачной жизни. Теперь я проклинаю его возможности «хозяина жизни».
И поэтому не буду делать глупостей, истерить и давать ему повод содрать волдырь
— Мы взрослые люди, — повторяю я, вкладывая телефон ему в руку.
Олег одобрительно улыбается, постукивает по циферблату часов и говорит, что у меня максимум — пять минут.
Глава тридцать девятая: Даниэла
В машину я сажусь с каменным лицом и полным раздаем в душе.
Олег окидывает меня критическим взглядом — и уголки его губ приподнимаются в ироничной усмешке. Машина трогается с места, и несколько километров пути мы просто молчим: он перекладывает телефон из руки в руку, а я смотрю на голые деревья за окном и пытаюсь не сойти с ума.
Я бы выплакала все слезы, если бы не окунулась в благословенный шок. Мне так страшно за Кая, что боль пропитала каждую клетку тела. Это как оголенный зубной нерв: болит так, что через час кажется, будто воспалилась вся голова, будто зараза проникла в костный мозг и кипит там. И только поэтому я еще держусь. Я нужна Каю сильной, а не размазанной по стенке букашкой.
— Что случилось? — спрашиваю я как можно спокойнее. — Расскажи мне, наконец.
Он молча протягивает мне планшет, на экране которого открыт текст. Судя по отсутствию оформления, это — просто набросок будущей статьи, которую прислали на согласование.
В ней говорится, что дочь известного бизнесмена, умница, красавица и отличница, девочка, которая занимается благотворительностью, попала под давление мужа-тирана, который регулярно избивал ее и однажды чуть не довел до самоубийства. В последнюю их встречу, когда Оля пыталась поговорить о разводе, он потребовал денег, опустился до шантажа и попытался ее изнасиловать. «Отважная девушка» смогла дать отпор насильнику и наркоману.
И дальше — факты. Два огнестрельных ранения, обильное кровотечение.
Мои руки с планшетом дрожат. Я вдавливаю большие пальцы в экран и изображение почему-то увеличивается, буквы расползаются, становясь похожими на наскальные рисунки, между которыми я читаю: «Это. Все. Ложь»
— Что произошло на самом деле? — Я укладываю планшет на колени, словно прилежная школьника, думая о том, каковы шансы убить человека стальным уголком гаджета.
— Я еще не одобрил эту статью, но детали тебя не должны волновать, родная. Мне нужна твоя помощь, чтобы привести статью в порядок. Потому что либо твоего трахаря положат в гроб не совсем подонком, либо на его похороны придут феминистки и споют гимн о торжестве женского над мужским.
— Я не торгуюсь с ублюдками, — говорю я.
— Уверена, что это твое последнее слово? Потому что, если вдруг действительно последнее…
Он стучит по спинке водительского сиденья, и машина останавливается у обочины. Вокруг — ни души, и до города пешком я буду идти не меньше часа. Он что, серьезно? Смотрю на Олега с невысказанным вопросом, а он переклоняется через меня, открывает дверцу и делает приглашающий жест напускной вежливости.
— Ну так лети, родная. Успеешь поплакать над трупом.