Бархатная Принцесса
Шрифт:
— Я люблю тебя, Спящий Красавец, — шепчу ему в ухо, перебирая пальцами волосы.
И только теперь позволяю себе слабость паники. Это словно отголоски чего-то ужасного, что могло бы случиться, но по счастливой случайности не случилось. Когда уже знаешь, что все прошло и бояться нечего, но самые черные варианты развития событий продолжают пугать воображение холодными тенями.
И мой самый большой страх — потерять Кая. Это словно разорвать сердце и бросить его в крематорий: то, что останется, все равно не будет жизнеспособно. Мама говорила, что нельзя любить слишком сильно, потому что большая жгучая любовь — это лабиринт
Прости, мамочка, но только так и стоит любить.
Глава сорок вторая: Даниэла
Мне звонят из больницы на следующий день. Я провела там всю ночь, устала и вымоталась, но уходить все равно не соглашалась. В конце концов хирург сжалился и пустил меня, словно сиротку, переночевать на диван у него в кабинете. Надеялась увидеть Кая утром, но врач сказал, что он пустит меня только после всех врачебных процедур и все-таки спровадил меня домой со своим клятвенным заверением, что с моим большим плохим парнем ничего не случится.
Я успеваю сходить в душ и даже переодеться, когда на экране телефона появляется незнакомый номер. Девушка на том конце связи представляет медсестрой и говорит, что мои анализы уже готовы и мне нужно подъехать, чтобы забрать их. Я так вымотана, что не сразу понимаю, о каких анализах идет речь и когда, и кому я успела оставить свой номер телефона. Она терпеливо объясняет, что его записали под мою диктовку в карту вчера, когда я сдавала кровь на общий анализ.
— Меня это не интересует, — отвечаю я, придерживая телефон ухом, потому что одной рукой пытаюсь закрыть квартиру, а в другой держу сумку. — Это была просто формальность, я наблюдаюсь у своего лечащего врача и при необходимости могу сделать все анализы.
— Я подумала, что вы захотите знать, — мнется девчушка, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Вы сказали про бесплодие.
Жмурюсь, глотаю это поганое слово, с которым пообещала себе научиться жить. Нет смысла бегать за облаками-лошадками и верить в то, что чудеса случаются. Мой лимит чудес я исчерпала: бог дал Кая и сохранил ему жизнь, мне не нужно большего. В конце концов, мы можем…
— Вы беременны, — говорит девочка так, будто радуется за близкую родственницу. — Поздравляю.
И телефон с грохотом падает на бетонный пол площадки.
Всего два слова, но они врезаются в мое сердце огромными петардами, которые с грохотом взрываются и оглушают на добрых несколько секунд. Я приседаю, дрожащими руками подбираю телефон, молясь, чтобы он был цел. Экран светится, и девушка на том конце связи с тревогой говорит: «алло, алло?»
— Это… точно? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Вас мой муж попросил? Скажите, не бойтесь, я все пойму — он умеет «убеждать».
— Никто меня не просил, — обижается девочка. — Это ваши анализы. Срок около двух недель.
Я сбивчиво бормочу извинения стучащими зубами, и мысли бросаются врассыпную. Потому что для меня это значит… все. Как будто на ладонь положили целую галактику и сказали: «это твое, маленькая мечтательница, за то, что не опускала руки».
Олег ни разу не дотрагивался до меня после аварии. Около месяца.
Значит…
Я
Придерживаюсь рукой за стенку, потому что от счастья за спиной выросли крылья, но ноги все равно подкашиваются, и в голову словно всунули калейдоскоп, и мир вокруг превращается в странные яркие абстракции, почему-то в цветах и ярких вспышках, похожих на бенгальские огни. И совершенно нерационально хочется, чтобы прямо сейчас, в эту самую секунду, начался токсикоз. Потому что так мой малыш проявляет свой характер. Теперь очевидно, что папин: такой же непокорной и бунтарский, и я совершенно уверена, что с этого дня, с этой минуты вся моя жизнь будет крутиться вокруг них: Кая, который растопил мое сердце, и нашего ребенка, которого дала нам судьба. Мы искушали ее слишком сильно, натворили столько глупостей и ошибок, но все равно получили наше большое маленькое чудо.
На улицу я выхожу прямо в ленивый мелкий снег. Запахиваю поплотнее пальто, но не спешу садиться в машину, потому что хочу надышаться этим воздухом. Сегодня новый день, какой-то невероятный, особенный, и даже через много лет, если меня разобьет маразм, и я забуду собственное имя, се равно буду помнить именно этот день и вкус этого снега на языке, который я выставила, словно девчонка, впервые увидевшая зиму.
— Даниэла? — слышу рядом вкрадчивый голос.
В нескольких шагах стоит женщина: в когда-то модном пальто, с ранней сединой в волосах. Не то, чтобы старая, скорее, разбитая тяготами жизни. У нее красивое лицо, но глаза глубоко похоронены в морщинах, а губы обветрились, потому что она их постоянно облизывает. И все время затравленно озирается.
— Мы знакомы? — У меня хорошая память на лица, я бы совершенно точно ее запомнила, если бы мы уже встречались.
— Уходите от него, пожалуйста, — бормочет она, перекладывая из руки в руку потрепанный клатч.
— Может, вы представитесь? — Мне не по себе от этого разговора, хоть он еще толком и не начался.
— Мы как-то случайно говорили с вами по телефону. Хотя, это тяжело назвать разговором. — Последнюю фразу она произносит с вымученной улыбкой. И не дает мне спросить, быстро тарахтит дальше: — Послушайте, ну зачем он вам? Чего вам не хватает? Вы молодая, красивая, у вас вся жизнь впереди.
Я никогда ее не видела. Ту женщину, которая звонила Олегу. Ту, которая бросила трубку, как только поняла, что ответил не он. Ту, что предупреждала о какой-то Кате, которая попала в реанимацию. Мне и в голову не приходило представлять, кто скрывается за загадочным экзотическим именем, но сейчас я ловлю себя на мысли, что подсознательно представляла ее другой: молодой, цепкой, как репейник. Понятия не имею, что за тяготы на нее свалились, но точно не хочу в них вникать. Если это прошлое Олега — или его настоящее, как знать — мне оно больше не интересно.
— Эльвира? — угадываю я.
От звука своего имени она вздрагивает, словно от пощечины. Начинает пятиться и теперь почти не смотрит на меня, только вертит головой в разные стороны. Она явно чего-то боится. Или кого-то, но этот человек точно не я.
— Эльвира, я угадала? — Иду к ней, но она пятится все дальше и дальше. Миролюбиво поднимаю руки ладонями вверх и показываю, что у меня нет ни телефона, ни другого гаджета, которым бы я могла заснять или записать нашу встречу. — Я могу чем-то помочь?