Бархатная Принцесса
Шрифт:
— Странно, что вы так хорошо все детали запомнили, — говорит «следак», и я снова напоминаю о своей службе, которая научила, что моя жизнь может зависеть от любой мелочи.
В конечном итоге он сваливает, но дает понять, что следствие рассматривает вариант шантажа и самообороны.
— Мне нечего скрывать, — зло бросаю ему в спину, уже когда эта продажная шавка стоит в дверях. — Дочка Никольского хотела меня убить, потому что окончательно свихнулась. Но ведь вы все там и так это знаете, да?
Глава сорок четвертая: Даниэла
— Беременность протекает
Замечательная чуткая женщина, точно знающа свое дело и не волнующая меня всякими мрачными предположениями. Только я переступила порог ее кабинета, как она твердо сказала: «Будем рожать!» Это что-то вроде ее установки на позитив для таких, как я, которые уже отчаялись забеременеть самостоятельно, но все-таки познали радость материнства.
Позади остались еще две недели. Две недели скандалов в прессе, вытащенного наружу грязного белья, в основном из моей прошлой жизни, в которой я к тридцати годам успела наделать ошибок. В основном тех, которые касаются моих не особо удачных долгоиграющих отношений. Я знаю, что Олег нарочно спустил всех собак. Это его мне «я тебя раздавлю». Этакий ультиматум, если я не перестану встречаться с журналистами и давать бесконечные интервью, он превратит мою жизнь в кошмар. Мне даже немного его жаль: не знает, что в жизни бывают вещи, которые невозможно предать даже с ножом у горла. Хотя за свою дочь Олег сражается не менее отчаянно, это все равно слишком странная и непонятная для меня любовь. Слепая? Или бездушная, когда ребенка хочется обелить любыми способами, лишь бы при этом не испачкаться самому.
Оля — единственный угол в нашей «квадратной» истории, который фигурирует в ней меньше всего, при этом являясь основным звеном. Подозреваю, что она в самом деле была невменяемой, когда заявилась к Каю, и судебный психиатр, который должен был ее осмотреть сразу после задержания, наверняка это подтвердил бы, но вряд ли Олег оставил в живых столь вопиющие факты ее вины. Но просто скрыть — мало. Куда важнее не спровоцировать ее истерику на публике, поэтому она заперта на семь замков от всех журналистов, и за нее говорит целый штат адвокатов.
Я в последний раз окидываю себя взлядом в зеркало: строгий черный костюм, классический «конский хвост», минимум косметики, сапоги на удобной платформе. Сегодня у меня еще одна мини-война под названием: развод. Понятное дело, что в нашем с Олегом случае в ЗАГСе даже не станут предлагать стандартный месяц для раздумий.
В дверь звонят уже когда я ношусь по квартире в поисках ключей от машины.
Открываю — и снова на пороге стоит она, та женщина, которая уже пыталась со мной поговорить, но сбежала испуганная собственными страхами. Честно говоря, мне совершенно не хочется играть в Шерлока Холмса и вынуждать ее говорить то, о чем она и так хочет рассказать. Поэтому просто пошире открываю дверь и пускаю внутрь, свободной рукой нащупывая в сумке газовый баллончик. Кай настоял, чтобы я всегда держала при себе что-то для самообороны, хотя он предлагал электрошокер.
Эльвира переступает порог, и я сразу замечаю, каким жадным взглядом она оценивает мою квартиру. Только по тому, как она проводит дрожащей ладонью по
— Это он подарил? — все-таки задает вопрос Эльвира.
— Нет. Я и сама хорошо зарабатываю. И вы прекрасно знаете, кто я, раз нашли мой адрес. Поэтому, может, прекратите играть в шпионов и скажите, что собирались?
Эльвира кивает, потирает губы то одной, то другой рукой. Я нетерпеливо позвякиваю ключами. Возможно, чаепитие сделало бы ее более разговорчивой, но на это все равно нет времени.
— Она сбежала, — подавляя рыдания, говорит Эльвира и достает из потрепанного клатча фото.
На снимке — потертом, но явно не старом — молодая девочка, вряд ли намного старше Оли. Скорее, ее ровесница. Не красивая, и не уродина. Обычная, из тех, на ком не задержится случайный взгляд. И я почему-то отмечаю, что она в очках. Точно такой же формы, как любит Олег. И, наверное, это играет не последнюю роль в том, что в чертах их лиц есть неуловимое сходство.
— Это его дочь? Катя? — озвучиваю первую и единственную догадку.
Эльвира беззвучно кивает и так же беззвучно вытирает слезы краем скомканного и несвежего носового платка.
— Она беременная, — добавляет немного погодя. — Но она… Катюша не вполне здорова. Ей нельзя… нужен опекун. Олег сказал, что вы сможете стать прекрасной матерью для ее ребенка. И Катя… Она просто испугалась.
— Вы слишком молоды, чтобы быть ее матерью, — говорю я, пока мысленно пытаются увязать одно с другим.
— Я не мать, я тетя. Но Катюша мне как дочь. Я помогла ей появиться на свет. Она родилась слишком рано… Такая маленькая. Такая хрупкая.
И Эльвира снова начинает плакать.
Я бросаю взгляд на часы. У меня еще есть немного времени, но лучше все равно не опаздывать. Одно то, что Олег согласился подписать заявление, уже немного настораживает. Уже сколько времени прошло, а я до сих пор жду, что он сделает на прощанье «подарок», от которого потом не отмыться. Но эта женщина в моей квартире — я просто не могу вот так выставить ее за дверь. Она зачем-то пришла именно ко мне, хоть, судя по затравленному взгляду, ей это стоило тяжелой войны с собой. Понятия не имею, какие отношения у них с Олегом, но она выглядит совершенно запуганной, словно половину жизни просидела в плену у террористов с пистолетом у виска.
Я жестом предлагаю ей пройти в гостиную, а сама иду на кухню, чтобы приготовить чай. Спрашивать гостью не буду: кажется, она откажется от всего, что я предложу, но законы гостеприимства никто не отменял. У меня почему-то подрагивают руки, когда я ставлю чашки на блюдца и щипцами перекладываю в вазочку эклеры. У Олега правда есть дочь? И что значит «не вполне здорова»? Но больше всего меня тревожит совсем другой вопрос. Эльвира сказала, что Катя беременна, и что Олег собирался сделать меня матерью ее ребенка. Что за… Откуда-то из глубины подсознания почему-то выплывает тот разговор, когда он вдруг решил воспользоваться услугами суррогатной матери, хоть перед этим открыто заявил, что не готов говорить о детях в ближайшие пару лет. Получается, все с самого начала было лишь его хитрой игрой?