Бархатная Принцесса
Шрифт:
Трубку берет Сергей Николаевич Строгов — мой знакомый генерал из внутренних дел. Сразу спрашивает, что стряслось, потому что я всего дважды ему звонила, и оба раза, когда у меня были проблемы со слишком надоедливыми поклонниками. Года три назад, еще до Олега, кто-то начал подбрасывать мне анонимки с угрозами, и Строгов подключил нужных людей, которые быстро нашли умника и избавили меня от его назойливого внимания.
Я вкратце описываю проблему. Он просто спрашивает, живу ли я до сих пор по тому же адресу и говорит, что пришлет толковых ребят. Эльвира дергается было к двери, но я кладу палец на кнопку и этого
— Вы просто бездушная стерва, — окончательно потухнув, говорит Эльвира. — Я надеялась, что мы поймем друг друга.
— Простите, но мне не понять, как можно предлагать человеку стать наживкой.
Да, я злая. Я очень злая, потому что мне есть кого защищать.
До самого приезда полиции Эльвира молча сидит на диване и лишь изредка скребет ногтями по плотной ткани пальто. Ее отводят в соседнюю комнату, допрашивают, составляют какой-то протокол. Берут все данные. Я не особо разбираюсь в работе полиции, но уверена, они все делают правильно. Когда звонит Олег, я быстро выдумываю убедительную отговорку: застряла в пробке. Миролюбивой интонацией — насколько это вообще возможно в наших отношениях — прошу его подождать еще немного.
Сегодня мы должны подписать заявление, а потом… потом у нас с Каем и нашего малыша, наконец, будет спокойная счастливая жизнь.
— На чужом несчастье счастья не построишь, — накаркивает беду Эльвира, когда ее выводят за дверь. Кажется, для завершения всех формальностей ее еще до вечера будут полоскать в участке.
Но от того, как эта женщина смотрит, прежде, чем исчезнуть за дверью, мне становится не по себе. Я встряхиваюсь, чтобы избавиться от наваждения, и уговариваю себя, что это был просто еще один неприятный шип из прошлого, который мне посчастливилось обойти.
И, наверное, как только вернусь, позвоню в охранное агентство. Будет лучше, если за мной и Каем будут присматривать профессионалы, пока эту ненормальную не найдут.
Я беру ключи, бросаю на себя взгляд в зеркало, пощипываю щеки, чтобы вернуть им цвет, и быстро выхожу. Все будет хорошо, потому что мы с Каем и так заплатили судьбе наперед.
Каким-то чудом мне удается добраться до ЗАГСа без пробок, и я опаздываю всего минут на десять. Олег стоит на улице и курит, хоть, кажется, бросил давним давно, еще до меня. Я друг понимаю, что в последний раз мы виделись в тот день, в больнице. После этого — только короткие звонки, сугубо «по делу». Он не запугивает, не пытается найти компромисс, видимо считая это ниже своего достоинства. Просто травит меня на каждом углу, как будто это может помочь Оле или повлиять на наше с Каем решение не давать делу задний ход. Адвокаты Кая говорят, что все доказательства против нее и максимум, на что может рассчитывать Олег — тянуть время, пока немного утихнет общественный резонанс, чтобы уладить историю по-тихому. Конечно, с нами это у него точно не получится.
Я мысленно даю себе установку не нервничать, не реагировать на провокации и сделать все, чтобы эта встреча никак не повредила ребенку.
Олег замечает меня, бросает окурок и размазывает его носком. Смотрит на меня долгим взглядом, скользит по шее, груди и задерживается на животе, который я инстинктивно прикрываю ладонью.
— Хорошо выглядишь, родная, — говорит он, и я морщусь от неуместности этого слова.
Он всегда называл меня именно так,
Мы могли бы и не встречаться сегодня лицом к лицу. Просто доверили бы дело адвокатам и получили на руки подписанный документ о разводе. Никакой лишней нервотрепки, никаких рисков, что один из нас сорвется и совершить необдуманный поступок. Но Олег настоял, что хочет сделать это по старинке. Наверняка хочет заполучить что-то вроде индульгенции: нас по-тихому сниму на камеры, а потом распространят в прессе с заголовком в духе «Он тоже человек, и он страдает».
Пусть будет так. Я не против. Главное, что я знаю — эту войну выиграем мы с Каем. Не мы ее начали, но мы неплохо сражаемся и из обороны перешли в нападение.
Весь остальной процесс занимает около получаса. Мы подписываем заявление, не обмениваясь при этом ни полусловом. Заполняем какие-то бумаги — и даже не смотрим друг на друга. У нас нет взаимных материальных претензий, и все «шкурные» вопросы строго урегулированы брачным договором. Работница ЗАГСа даже не спрашивает, хотим ли мы подумать: просто забирает все бумаги и просит подождать, пока нам сделают свидетельство о расторжении брака. Очевидно, что и с ней уже провели работу.
— Как твои дела? — спрашивает Олег, пока мы стоим в коридоре, в ожидании документа, который официально сделает нас чужими людьми. — Выглядишь уставшей.
Я понимаю, что это лишь его эго брошенного мужчины. Может быть, он так не думает на самом деле, но обида заставляет уколоть меня хотя бы на прощанье. Лучшее, что я могу сделать — игнорировать провокацию, но я смотрю на него, и думаю: «какого черта?» Это его дочь, его грязное белье и старый скелет в шкафу, но почему-то разгребать все это приходиться мне, один на один с тайнами, о существовании которых до сегодняшнего дня я даже не догадывалась.
— Ко мне приходила Эльвира, — говорю сухо. Пусть не думает, что меня это задевает по какой-либо причине, кроме того, что его трусость и неспособность принять ответственность, теперь портят мою жизнь. — Так, которая, как ты говорил, твоя сотрудница. Но теперь и я в курсе, кто эта женщина. Она все мне рассказала, Олег.
Он прищуривается, и сжимает пальцы на подоконнике. Смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, словно пытается прочесть, что именно я знаю об Эльвире и насколько откровенным он может быть. Наверное, останавливается на самом плохом варианте, потому что предлагает обсудить это на улице, без свидетелей. Я соглашаюсь, в надежде на то, что мне все-таки удастся его убедить перестать игнорировать собственную дочь и заняться, наконец, ее жизнь самостоятельно, а не перекладывая ответственность на всех подряд.
Мы выходим через черный ход, во внутренний двор, где тихо и нет ни души. Серый день и серый мокрый снег у нас под ногами: почти идеальный пейзаж для драмы одной неудавшейся семьи.
— Кай знает, где я и в котором часу должна вернуться, — на всякий случай говорю я. Это правда. — И еще несколько человек, кроме Кая. Если я по какой-то причине перестану отвечать на звонки…
— Прекрати, родная, я же не монстр. — Олег достает еще одну сигарету, долго, раздумывая, мнет ее в пальцах, но все-таки прикуривает. — Ты все знаешь? Просто уточняю.