Барин-Шабарин 4
Шрифт:
— Да что вы себе позволяете?! — Климов вскочил с места. — Да за такие слова я вас…
Климов не договорил.
Дверь в зал суда с грохотом распахнулась, на пороге показался человек в балаклаве.
— Посторонние в зале суда, — недовольно протянул земский исправник. — Выведите!
Но никто не успел опомниться, как посторонний выхватил из-за пояса два пистолета. Я лишь успел перевести взгляд на вошедшего, как прозвучали два выстрела, а помещение заволокло пороховым дымом.
Я кулём свалился со своей скамьи, чувствуя, как
— Это… это не я! — вопил Климов.
Но его никто не слушал. Уже завалившись на пол, я видел, как стрелявший спешно покинул зал. Больше я ничего не видел, но чувствовал, как липкая жидкость растекается по телу.
Глава 4
Меня подхватили полицейские и понесли на выход.
— Что происходит? Это не я приказывал стрелять, оставьте Шабарина! — в истерике кричал Климов. — Где убийца? Я приказываю схватить его.
«А хрен тебе вареньем не намазать?» — думал я, пока меня выносили из зала суда.
Убийца, или, скорее не кто иной, как актер моей театральной постановки, Тарас, уже должен был направляться куда-нибудь к условной канадской границе. Отличный конь ждал Тараса, когда он, выстрелив холостыми выстрелами, выбежал из Земского суда. Более того, он не будет убегать из города, а, оставив коня в определенном месте, переодевшись, уже спокойно пойдет гулять по базару, выбирая своему сыну новый подарок.
Деньги у Тараса теперь водятся, я заплатил хороший аванс этому человеку, теперь имеющему и новое имя и новую жизнь. Я взял к себе мужика, бывшего унтер-офицера, ставшего на скользкий путь, но, я на это рассчитываю, готовый свернуть и пойти по одной дороге со мной. Да и еще один боец в моей дружине, явно не помешает, ведь я решился и повоевать, отрепетировать свои действия в Крымской войне.
— Да нежнее! — выкрикнул Марницкий, когда его люди вкинули меня в карету.
Сам губернский полицмейстер не ехал со мной. У него оставались свои задачи. Он должен был задержать и выписать предписание и распоряжение не Климову, как главному подозреваемому, якобы, в покушении на меня. И вот тут Глава полицейского Управления Екатеринославской губернии будет полностью в своей власти. Ведь официально же Климов — никто. Ну а случится наезд со стороны Третьего Отделения, то можно и чуть отступить, отдать Дмитрия Ивановича Климова жандармам. Не велика плица. Не он полководец в этой войне.
— Я с ним, я умею ухаживать за ранеными! — в карету взобралась Эльза.
— Куда же его? А доктора как же? — возмутилась Олимпия Степановна Тяпкина, которая, конечно же, была не в курсе того, что именно происходит.
— У меня в доходном доме постояльцем доктор. Довести бы еще! — сказала Эльза и приказала кучеру трогать.
Выждав полминуты я поднялся с пола кареты и сел на диван.
— Запачкаешь своим соусом карету, сам вымывать будешь, — пробурчала Эльза, а после, выплескивая
Я макнул палец в то, что выглядело, как кровь и облизал.
— Соли мало добавили в соус, — сказал я.
И вновь смех.
Когда я решался на постановку такого спектакля, что уже был показан благодарной, или не очень, публике, то сильно сомневался. Пусть получилось задействовать минимальное количество актеров, всего-то четыре, но я сомневался в том, что Марницкий «оскороносно» отыграет свою роль. В Эльзе талант мошенницы очевиден, а вот полицмейстер… Но пока все шло хорошо и по плану.
— Вы меня убить решили? — передразнивала меня Эльза, то и дело макая свои пальчики в мою «кровь», то есть в томатный соус. — Я не должна тебе этого говорить, понимаю, что ничего мое признание не решит, и что дама не может первой признаться… Но я тебя люблю!
— В тебе говорят чувства и радость от случившегося. Ты авантюристка по душе своей, Эльза, — сказал я, прильнув к губам женщины.
Вдова Шварцберг моментально начала задирать свое платье и копошиться с подтяжками моих штанов.
— Мы уже почти приехали. Еще поймет кто-нибудь, что я не такой уж и раненый, — сказал я, с силой отстраняя женщину от себя.
И самому хотелось, но дело превыше всего. Ведь ничего еще не закончилось. Я только выгадал время, предоставляя сторонам возможность либо договориться, либо я пойму, что мне по пути, например, с Воронцовым, и кое-что передам им из моего архива.
— Эй, кто есть? Помогите, господин Шабарин ранен. Доктора Бранда зовите! — проявляла бурную активность Эльза, как только мы добрались до ее доходного дома.
— Он жив? — лежа в карете, вновь на полу, я услышал знакомый голос.
«Мля… Хвостовский… Что ты тут делаешь?» — думал я, понимая, что журналист смог вырваться из цепких лап Марницкого и прискакать, обгоняя карету, к доходному дому вдовы Шварберг.
— Жив, — растеряно говорила Эльза. — Но вы можете обождать в столовой результата осмотра доктора.
— Я помогу его донести! — Хвастовский был полон решимости.
— Не надо! — строго сказала Эльза, заслоняя собой двери кареты.
— Фрау Эльза, я вас не понимаю! Я могу помочь… Отчего вы решили, что только вам принадлежит обязанность заботы о Алексее Петровиче? Смею заметить, он мой друг! — сказал Хватовский, а я, понимая, что Эльза не может противостоять журнатисту и поэту, решил раскрыться.
— Вот… Петро, хорошо, что ты тут, помоги нам отнести господина! — сказала Эльза моему десятнику.
— И я помогу! — настаивал Хвастовкий.
Хотелось им сказать, что я могу и без ран и бывший здоровым успеть состариться и помереть тут, в карете, пока они спорят. Но уже скоро меня несли в дом. Я же чуть постанывал, изображая из себя сильно раненного человека. Пусть и глаза мои были закрыты, я чувствовал, что Хвостовский, державший меня за ноги, рассматривает одежду, выискивая рану.