Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Марат пытливо посмотрел на внезапно вспыхнувшего собеседника, еще не решив, что стоит за этой горячностью: показная бравада или накипевшая в сердце ярость.
Розалия Самойловна — человек проницательный — отозвалась о нем очень лестно. Нижегородские товарищи — тоже. Да и самому ему этот молодой рабочий пришелся по сердцу… А что вспылил, стоит ли поражаться? Теперь все чаще приходится слышать гневные слова от рабочих людей.
— Мне понятен ваш порыв, товарищ Седой, — мягко и уважительно произнес Марат. — И сразу скажу: недолго осталось прятаться. Скоро ударим в открытую. Но к этому
— Виноват, товарищ Марат, — признался Зиновий. — Погорячился…
— Ни в чем вы не виноваты, товарищ Седой, — сказал Виргилий Леонович совсем неожиданно для Зиновия. — Вы совершенно правы. Пора, давно пора ударить по самодержавию. Немалая наша вина, что тысячи рабочих пошли за Зубатовым и Гапоном и сейчас еще тянутся за меньшевиками и эсерами. Сплотить всех рабочих, оторвать от меньшевиков и эсеров — наша задача. Наша с вами, товарищ Седой, задача. Вы — партийный агитатор. Следовательно, вы тоже партийный руководитель. Согласим?
Зиновий не стал возражать.
— Теперь о вашей работе, — продолжал Виргилий Леонович. — Она определяется главной задачей: готовить рабочих к политической стачке и вооруженному восстанию. Мы только что получили резолюцию Третьего съезда. — Он вынул из лежащей на столе клеенчатой тетради небольшой листок. — Вот послушайте, как определил съезд задачи партийных организаций: «Первое: выяснять пролетариату путем пропаганды и агитации не только политическое значение, но и практически-организационную сторону предстоящего вооруженного восстания; второе: выяснять при этой пропаганде и агитации роль массовых политических стачек, которые могут иметь важное значение в начале и в самом ходе восстания; третье: принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников». Ясно?
— Уж куда яснее, — весело отозвался Зиновий.
— Во всем согласны?
— Давно ждем.
— Итак, задача ясна: сегодня главное — поднять рабочих на политическую стачку. Наши товарищи помогут вам организовывать встречи с рабочими, а как разговаривать с рабочими, не мне вас учить.
3
Такой деятельной поры в жизни Зиновия еще не было. Великое спасибо нижегородцам, что вернули его в Москву. Зиновий переходил с одной фабрики на другую, призывая рабочих к участию во всеобщей стачке. Выступать приходилось большей частью прямо у заводских ворот, когда рабочие покидали цеха после трудового дня или отправлялись на обед.
Люди, которые помогали Зиновию (многих из них он даже в лицо не знал), готовили такие встречи, предупреждая рабочих о том, что сегодня придет агитатор. И когда за воротами завода или фабрики собиралась толпа, посреди ее возникал откуда-то ящик, или бочонок, или скамья, встав на которую Зиновий и обращался к толпе.
Речи, по необходимости, были краткими. Городовые, дежурившие у заводских ворот, вызывали подкрепление из ближайшего полицейского участка и, дождавшись подмоги, врезались
Обычно с начала такого импровизированного митинга до появления полицейской команды проходило не более десяти-пятнадцати минут. Так что растекаться мыслью по древу не приходилось. Надо было за считанные минуты сказать главное. Так сказать, чтобы дошло и до ума, и до сердца.
Надо было заставить слушавших его людей поверить ему с первого слова.
Зиновию это удавалось.
— Товарищи! Братья! — обращался он к обступившим его рабочим. — Я такой же рабочий, как и вы. Тринадцати лет встал за слесарный верстак. Работал на нефтяном заводе в Лефортово, на металлическом Гужона, на заводе Вейхельта, на машиностроительном Густава Листа. Если чем и отличаюсь от вас, так только тем, что успел отсидеть в Таганке. Да еще в тюрьмах в Питере, в Тифлисе, в Нижнем…
По толпе пробегал ропот.
— …Вот стою перед вами, всем меня видно? — спрашивал Зиновий. — Посмотрите на меня! — он срывал с головы картуз, обнажая шапку белых кудрей. — Сколько, по-вашему, мне лет? Трех десятков еще не прожил, а седой, как старик…
Ропот переходил в гул.
— …Половину головы выбелила мне Таганка, вторую половину — остальные тюрьмы. Не один я томился в тюрьме. Сотни и тысячи рабочих, наших братьев, в царских тюрьмах и каторгах… За что страдают? За правду!
Нельзя не верить такому человеку. Теперь уже жадно прислушивались к каждому его слову.
А он звал рабочих на борьбу против живоглотов-хозяев, против царских охранников, против самодержавия. Всеобщей стачкой показать и хозяевам, и царской полиции, и самому царю, кто истинный хозяин…
И вот тут налетели коршуны. Рвутся к высокому седому человеку, стоящему над толпой. Нет, не пробиться, Не пускают рабочие… Бьют рабочих кулаками, ножнами шашек, и все равно стеной стоят рабочие люди… Наконец пробились в середину толпы. Уткнулись в пустой на попа поставленный бочонок. И все… А высокий, седой? Ищи ветра в поле… Лови его сегодня вечером у других заводских ворот…
Слухи о молодом пламенном ораторе разошлись по заводам и фабрикам. Нередко в комитет обращались с просьбой прислать на митинг именно Седого.
Чаще, нежели в других местах, пришлось выступать на Пресне, на Прохоровской мануфактуре. Прядильщицы и ткачихи, особенно из тех, кто помоложе, ни о каком другом агитаторе и слышать не хотели.
Приходилось выступать и в городах Московской области: в Орехово-Зуево, в Егорьевске, в Коломне.
Там, за пределами Москвы, вести агитацию среди рабочих было даже сподручнее: меньше полицейских и жандармов, больше мест укромных — каждая рощица или балочка удобнее самого вместительного зала.
Зиновий Литвин, с небольшою группой таких же смелых подпольщиков, встречались с рабочими в заранее обусловленных местах, а то и просто выходили навстречу идущим со смены фабричным людям, и начинался импровизированный митинг. Зиновий обзавелся велосипедом и на нем быстро перебирался с одной фабрики на другую.
Слово партийных агитаторов жадно ловили рабочие фабрик и заводов.
17 июня московский губернатор пишет тревожное донесение в министерство внутренних дел.
«Секретно.