Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Товарищу министра внутренних дел,
заведующему полицией,
13 июня в 7 часов вечера, когда дневная смена рабочих на Коломенском машиностроительном заводе кончила работу и расходилась по домам, толпа рабочих, живущих в селе Парфентьеве Коломенского уезда за Москвой-рекой и в других заречных селениях по проходе моста через реку Москву, была остановлена на лугу каким-то неизвестным, одетым в костюм заводского рабочего.
Неизвестный, начав разговор с передними, выждал, когда подошли задние, и, когда образовалась большая толпа, взобрался на штабель досок и обратился к рабочим с речью возмутительного содержания, в духе находимых в последнее время на заводе прокламаций, частью цитируя из них целые фразы.
После речи неизвестный пошел с рабочими в Парфентьево, но, не дойдя до села, уехал на велосипеде, на котором приехал и к мосту. Как потом выяснилось, неизвестный направился за реку Оку по направлению к селу Щурову Рязанской губернии, где с недавнего времена поселилось несколько человек без определенных занятий, которые ведут себя как-то подозрительно, причем их часто видят с рабочими как Щуровского завода, так и машиностроительного Коломенского.
14 июня тот же неизвестный появился на так называемом Струневском переезде — в селе Боброве и остановил идущих с завода рабочих, обратился к ним с речью того же содержания, как и 13-го, причем рекомендовал запасаться ножами, револьверами и другим оружием к 26 июня, когда нужно устроить забастовку на заводе и, чтобы дело было успешно, прежде всего нужно будет перебить всю полицию, для чего обещал показать пример. Когда в разгар его речи появился полицейский надзиратель, он очень быстро уехал на велосипеде по направлению к городу, а народ немедленно стал расходиться.
В настоящее время выяснено, что неизвестный, говорящий речи, есть коломенский мещанин Зиновий Яковлев Литвин, привлекавшийся ранее по политическим делам и бывший несколько лет под надзором полиции. Литвин несколько лет тому назад служил на заводе слесарем, а затем на Коломенской водокачке, но последние два года он в Коломне и уезде не появлялся.
При произнесении речей часть рабочих была возмущена его речами и раздавались голоса: «Что его слушать, гони его», другие же говорили: «Нет, пусть говорит, послушаем, он правду говорит», большинство же не высказывало ни одобрения, ни порицания и отнеслось, видимо, довольно безучастно.
Хотя арест Литвина является делом довольно трудным, так как определенного места жительства он не имеет, бывая и в Коломне, и в окрестных деревнях, и в Зарайском уезде, видимо, отлично вооружен и всегда ездит на велосипеде, который почти не выпускает из рук, и ездит, по отзыву видевших, замечательно хорошо, тем не менее я предложил коломенскому уездному исправнику принять все меры к его задержанию.
Литвин говорил рабочим, что он с компаниею принимал деятельное участие в организации беспорядков в Иваново-Вознесенске и что он здесь не один, а с тою же компаниею, но остальные, если они есть, пока активного участия в деле не принимают.
Рабочие Коломенского машиностроительного завода пока ведут себя спокойно, как равно сегодня и в других местах уезда, но последнее время стало замечаться, что рабочие чувствуют себя как-то растерянно, точно не знают, на что решиться, собираются кучками, при появлении посторонних прекращают разговоры, к чинам полиция относятся крайне недоверчиво, а временами враждебно, В Коломне также чувствуется какое-то брожение среди рабочих и разного пришлого люда, также появляются кучки, которые при приближении чинов полиции замолкают или расходятся; при обходах и объездах города уездным исправником последнему лично приходится наблюдать
Имея в виду, что брожение еще только начало обнаруживаться, и исходя из того соображения, что гораздо лучше теперь же предупредить беспорядки, я вместе с сим вошел в сношение с военным начальством о командировании в Коломну конной воинской части».
Коломенский исправник ретиво приступил к исполнению приказа губернатора. Все подчиненные ему служивые были брошены на поиск агитатора Литвина. И писарь, тот самый, что когда-то выдавал Зиновию вид на жительство в Нижнем Новгороде, опознал бывшего своего подопечного, незаметно увязался за ним и в тот же вечер передал его, как говорится, из полы в полу, под наблюдение московского филера, оказавшегося в ту пору в Коломне.
Докладывая Шанцеру о своей агитационной работа в Коломенском и Зарайском уездах, Зиновий рассказал также, как ему пришлось спешно ретироваться. На велосипеде!
— Ну что ж? — сказал, улыбаясь, Шанцер. — Велосипед вполне подходящее средство передвижения.
— Так-то оно так, — согласился Зиновий. — Только до каких же пор мы, чуть что, удирать от них будем?
— Скоро уже не будем, — твердо ответил Шанцер. — Мы порядочно запасли оружия, и закупка его продолжается. Несколько тысяч рублей передал нам в партийную кассу писатель Максим Горький. Двадцать тысяч внес фабрикант Шмит.
— Фабрикант?
— Да. Владелец мебельной фабрики на Пресне. Дружину на своей фабрике он уже вооружил. И неплохо. Теперь вот еще дал на оружие двадцать тысяч.
— Это здорово! — восхитился Зиновий. — Так надо, чтобы это оружие не залежалось.
— Не залежится, — усмехнулся Шанцер. — Уже на многих фабриках и заводах боевые дружины вооружены огнестрельным оружием. Московский комитет для руководства действиями дружин создал Боевую организацию. Дружинам поручено охранять митинги и массовки, а если потребуется, давать вооруженный отпор полицейским и казакам.
4
Кроме быстротечных митингов у ворот заводов и фабрик по решению Московского комитета все чаще проводились массовые загородные собрания. Проводились они обычно по воскресеньям, и в таких собраниях (они получили название массовок) участвовали представители от предприятий целого района, а иногда и нескольких районов.
На одно из июньских воскресений Московский комитет назначил объединенную массовку четырех смежных районов: Сущевско-Марьинского, Бутырского, Хамовнического и Пресненского.
По конспиративным соображениям точное время и место массовки до последнего дня держалось в строгом секрете. И, как нередко случается в подобных случаях, перестарались в конспирации и не сумели вовремя сообщить тому, кого следовало известить в первую очередь.
Зиновий должен был выступать на массовке одним из первых, но и ему сообщили, можно сказать, в последний час. Он опаздывал и потому торопился.
Массовка проводилась на Бутырском хуторе. Зиновий сел на трамвай, идущий в сторону Дмитровского шоссе, но уже в конце Долгоруковской улицы заметил, что взят под наблюдение. Не доезжая Бутырской заставы, выпрыгнул на ходу, но оторваться от хвоста не смог. Пошел по Бутырской улице, предполагая скрыться каким-либо проходным двором, но, увидев идущих навстречу трех полицейских офицеров, понял, что, торопясь, совершил непростительную оплошность. Нарушил одно из основных правил конспирации: не ходить к назначенному месту кратчайшим путем.