Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
— Т-с-с, — Борис полушутливо поднёс палец к губам, а потом, обведя всех взглядом, так же полушутливо произнёс. — Ну, чего вы тут собрались? Вас что, новое начальство работой не обеспечило?
Кто-то засмеялся, и Борис опять почувствовал себя на коне — он по-прежнему владел ситуацией, и люди его слушали. Он словно дирижёр умело управлял своим оркестром, он играл партитуру, нигде не фальшивя, не взяв ни одной неверной ноты. Как раньше.
— Борис Андреевич, а Олег с вами? — Соня тихонько потеребила его за рукав. — Мне сын звонил, сказал, что его арестовали, а сейчас
— Арестовали?
Новость об аресте Мельникова спустила Бориса на землю. И он опять подобрался, вспомнил о том, что время поджимает, что где-то на Южной идёт бой, а глубоко под землёй Пашка, сосредоточенный и напряжённый, следит за показаниями своего реактора.
— Значит так, — Борис расправил плечи и повысил голос. — Послушайте меня внимательно. Сейчас вы все вернётесь на свои рабочие места и будете ждать. И я вас очень попрошу — никакой паники. И ещё, постарайтесь не распространятся о том, что вы только что видели.
— Но родных-то мы можем предупредить? — вставил Илья Вадимович. — Я так понимаю, — он кивнул на сопровождающих Бориса военных. — Сейчас в Башне может быть несколько опасно?
— Родных предупредить можете, но аккуратно и не вдаваясь в подробности. Посоветуйте своим близким сидеть дома или на своих рабочих местах и без нужды по Башне не бродить.
— Надо бы Алине позвонить, — раздался за спиной тихий голос Славы Дорохова. — Мы снизу, как полковник отмашку дал, пытались связаться с приёмной, но безрезультатно.
— Да мы до приёмной уже полчаса дозвониться не можем, — влезла Носова.
Борис со Славой нервно переглянулись.
— Соня, — Литвинов нашёл глазами Васнецову, её уже слегка оттеснили от него. — Отправь Темниковой сообщение по электронной почте. Напиши ей…
— Привет от Аделаиды Карловны, — быстро проговорил Слава, слегка покраснел и добавил. — Она поймёт.
— Ну что, всё — цирк окончен. Клоуны уехали, — Борис звонко хлопнул в ладони. — Быстро все по местам — работы у них нет, разболтались при новом руководстве. Ничего, доберусь я до вас.
— Доберитесь, Борис Андреевич, — засмеялась Наташа, и остальные радостно и одобрительно загудели.
***
За стеклянными дверями административного сектора начинался пятачок охраны. Стандартная будка КПП, несколько турникетов, перегораживающих путь к лестнице наверх, громоздкая железная арка — такие арки уже давно нигде не работали, но их не демонтировали, закрыли щитами, не сильно эстетично, но по-другому не получалось.
Майор Бублик первым приблизился к КПП и почти сразу, — Борис не успел заметить, как, — сделал какой-то знак рукой, и соколики резко вскинули автоматы, взяли их со Славой в кольцо, от чего-то или от кого-то заслонив.
— Опустите оружие, майор, и солдатам своим скажите, — за широкими спинами соколиков Борис не мог видеть говорившего, но голос был ему знаком. — Вы окружены. Нас вдвое больше, вы же не хотите напрасной бойни. А за дверью люди, могут пострадать.
— Опустить оружие, — майор, подчиняясь, глухо отдал приказ.
Солдаты нехотя опустили автоматы, расступились.
— Борис Андреевич? Ну надо же. Какая неожиданная
— Угадали. С того света, — Борис пожал плечами. — Вы, как всегда, очень проницательны, Всеволод Ильич.
Глава 17. Островский
Конечно, по уму стоило всё доложить генералу и передать арестованных в ведомство Караева. Так предписывал устав. А устав полковник Островский чтил, справедливо считая, что армия без порядка и субординации — не армия, а бандитская шайка. И тем не менее, возможно, в первый раз за долгие годы службы Всеволод Ильич пошёл на сознательное нарушение, потому что устав уставом, но есть ещё и справедливость — высшая справедливость, которая стоит над всеми человеческими законами, инструкциями и правилами. И то, что именно он, Островский, раскрыл и предотвратил диверсию, возглавляемую не кем-то, а самим Литвиновым, и было проявлением той самой справедливости. Как говорится, кто начал, тому и заканчивать.
Впрочем, для очистки совести и, будучи не в силах противиться въевшемуся в мозг привычному порядку, полковник всё-таки предпринял кое-какие действия. Для начала позвонил Рябинину и, услышав знакомый голос Селятина, попытался доложить по всей форме.
— Да брось, Сева, — когда рядом никого не было, Селятин переходил на родственный тон, имел право, потому как доводился полковнику шурином, и, хотя Островский на службе фамильярности не одобрял, тут даже обрадовался. — Дрыхнет генерал наш. Почитай литр с утра в себя влил.
— Тогда, как проснётся, доложи ему… хотя нет. Лучше дай мне знать.
Потом, помедлив, Островский набрал номер приёмной Караева, поднёс трубку к уху и долго с каким-то мрачным удовлетворением слушал длинные гудки. Когда начальником следственно-розыскного управления был он сам, о том, чтобы приёмная посреди рабочего дня пустовала, и помыслить было страшно. Тот же Жданов, который «перешёл по наследству» Караеву, скорее самолично бы застрелился, чем покинул свой пост без разрешения, к тому же не оставив никого вместо себя, а тут — пожалуйста. Полковник выждал ещё где-то полминуты и, положив трубку, вскинул глаза на адъютанта, вытянувшегося по стойке смирно в ожидании приказа. Тот, как только на него упал взгляд командира, ожил и бойко отрапортовал:
— Майор Бублик с солдатами отправлен в КПЗ, Дорохов помещён в отдельную камеру, а Литвинова сопроводили в следственный изолятор согласно вашему распоряжению.
— Пойдём.
Островский встал, одёрнул безупречно сидящий на его сухой подтянутой фигуре китель, поправил светлые волосы, словно он шёл не на допрос к задержанному, а на первое, долгожданное свидание. Хотя в какой-то степени так и было. Вряд ли хоть один человек на земле ждал кого-либо с таким нетерпением, с каким полковник Островский ждал Бориса Литвинова. Особенно, после того, как ему стало известно, что Борис Андреевич выжил.