Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
— Я ещё не договорил, полковник. Конечно, я действую не от своего имени, у меня же, если вы помните, руки по локоть в крови. Наверх меня отправил Савельев. Павел Григорьевич.
— Который и провернул фокус с вашей мнимой смертью, — подытожил Островский, постукивая ручкой по столу. — Ну и что дальше? Мне расчувствоваться и отпустить вас? Только потому что вы упомянули Савельева, у которого, кстати, руки не меньше в крови измазаны. Мне нужно было с самого начала догадаться, что вы работаете в паре. Только у Савельева размах шире: уполовинить население Башни под предлогом недостатка ресурсов, имея в распоряжении законсервированную АЭС, — это будет почище организации
— Предпочитаете новую власть? — Борис почувствовал, что Островский завёлся. Нет, полковник по-прежнему оставался невозмутимым, всё то же сухое лицо, где из всех эмоций разве что немного брезгливый изгиб жёсткого рта, но тем не менее Борис шестым чувством, которое редко давало сбой, понимал, что Всеволода Ильича его вопрос задел и пусть и не пробил, но уже поцарапал непрошибаемую броню. И вот теперь можно было попробовать и поиграть. Борис собрался, как собирается зверь перед прыжком, и продолжил. — Что ж, это можно понять. Некоторым такое даже нравится. Происхождение, родословная, деление на классы. Вам какой класс присвоили, Всеволод Ильич?
И по тому, как дёрнулся Островский, как на мгновение сжал губы, Борис понял — он попал в точку. Нащупал слабое место. Теперь важно не спугнуть, не пережать. Ну-ка, ну-ка, что там у полковника с происхождением…
Островский реакцию Бориса заметил, презрительно усмехнулся.
— Не угадали, Борис Андреевич. Не удастся вам сыграть на моём недовольстве. Я из потомственных военных, дед мой погиб во время мятежа Ровшица, отец до майора дослужился. Так что класс у меня самый что ни на есть привилегированный. Первый.
— Вот как? — теперь Борис точно знал, куда надо бить. — Стало быть, первый. Медицинское обслуживание по первому разряду, карьерное продвижение, образование детей…
— Ну хватит, Борис Андреевич, цирк устраивать, — насмешливо перебил его Островский. — Хватку что ли теряете? Раньше вы бы быстрее поняли, что я на ваши речи не поведусь.
— Не поведетесь, — согласился Литвинов. — И мне кажется, я понимаю — почему. Знаете, поговорка когда-то была: «Моя хата с краю, ничего не знаю». И есть люди, которые прямо по этой поговорке и живут. Например, один мой знакомый доктор любит повторять: ваша политика дело грязное, я в неё не лезу, мое дело — людей лечить, а всё остальное — увольте. Очень удобно на самом деле. Вы ведь тоже так считаете? И занимаете в некотором роде позицию невмешательства.
— Совершенно верно. Именно так и считаю, — невозмутимо отозвался Островский. — Каждый должен делать свою работу. А вы у нас, господин Литвинов, из неравнодушных, надо полагать, их тех, кому до всего дело есть. Могли бы просто руководить своим административным сектором, но нет — вы неравнодушно полезли в наркобизнес, неравнодушно посеяли преступность на нижних ярусах Башни. И всё это, разумеется, не денег или власти ради, а исключительно потому что такой вы неравнодушный человек, — в голосе полковника звучала откровенная издёвка.
Островский поднялся со своего места, сделал несколько шагов к противоположной от двери стене, встал, отвернувшись от Бориса, заложив за спину сухие длинные руки. Этот жест демонстративного пренебрежения было ни с чем не спутать, но Борис глядел на несгибаемую, словно выточенную из гранита спину, на ровно стриженный затылок и ждал, когда полковник повернётся.
— И теперь, конечно же, вы идёте свергать зло, потому что вы за всеобщую справедливость. Потому что хотите избавить наш мир от господина Андреева или как там его, Ставицкого, с его спорными реформами. Так? — Островский резко обернулся, полоснул
— Что ж, справедливо, — Борис кивнул. — Я на другое и не рассчитывал. Всё правильно, Всеволод Ильич. Это ваша работа, которую, насколько я знаю, вы делаете хорошо, только, — Борис сделал небольшую паузу, ровно настолько, чтобы ещё больше зацепить внимание Островского. — Только делаете её почему-то избирательно. Предпочитаете некоторые преступления не замечать, хотя… извините, возможно, я ещё раз, наступлю на больную мозоль, но это же теперь вас вообще не касается. Патрульно-постовая служба за расследование убийств не отвечает.
— Вы сейчас про какие убийства говорите, Борис Андреевич?
В этот раз Борис надавил на больную мозоль полковника вовремя, в нужный момент, потому что Всеволод Ильич, хоть и скривился, как от лимона, а всё же на удочку Бориса клюнул.
— Например, покушение на Савельева. Насколько я знаю, оно так и осталось недорасследованным. Или вы закрыли дело, списав всё на бандитские разборки? А убийство генерала Ледовского?
— Генерал Ледовской скоропостижно скончался.
— Разве? А вы видели результаты вскрытия? Хотя вряд ли — Савельев распорядился их придержать. Но об этом в курсе Мельников, министр здравоохранения, который собственно этим делом и занимался. И что касается смерти генерала, то да, естественной она не была. А если вспомнить, кто был с генералом во время его смерти, сопоставить показания свидетелей о том, что Ледовской перед смертью что-то пил, а потом стакан таинственно исчез, то вырисовывается интересная картина.
— А зачем Савельев придержал результаты вскрытия? — поинтересовался Островский. — Следы решил замести?
— Доказательств не было. Да и не успел он. Между смертью генерала и покушением на Павла прошло не слишком много времени. Но заказчик этих двух преступлений — один и тот же.
— Неужели вы хотите мне поведать, кто это? — Островский вернулся на своё место, сел, откинулся на спинку и скрестил на груди руки. — Валяйте. С удовольствием послушаю. Давненько нам тут сказок не рассказывали.
Стоявший у двери молодой капитан, приказавший доставить Литвинова в следственный изолятор и сам пришедший следом, негромко засмеялся. Да и на молчаливых лицах конвоиров промелькнула усмешка.
— Имя заказчика определить нетрудно, — Борис болезненно поморщился, руки, которые ему приказали держать за спиной, слегка затекли. — Ищи, кому выгодно. Так, кажется, говорят, в вашей профессии. А выгодно было только одному человеку — Андрееву-Ставицкому. Убийство генерала Ледовского он поручил своему родственнику, Рябинину, пообещав тому генеральские погоны. Увы, по этому делу прямых доказательств нет, как я уже говорил, но косвенных улик — хоть отбавляй. А покушение на Савельева организовал Кравец, исполнителями были два отморозка, фамилий их я не знаю, да это и не важно. Потому что всех троих спустя три недели после покушения нашли убитыми на тридцать четвёртом этаже. И дело это, насколько я понимаю, спустили на тормозах. Но вас это уже не касалось — к тому времени ваше место занял Караев.