Байкальский экспресс
Шрифт:
Я взглянул на гору. Склон её был покрыт травой и редкими кустами и вверху закруглялся, так что с того места, где сидели мы, вершины видно не было. Ниже, где начинался крутой спуск, из земли торчала тонкая берёзка и повыше неё рос пышный куст.
– За тем кустом, товарищ майор, - сообщил вполголоса лысый дознаватель, после длинной перебежки оказавшийся рядом.
– Знаю. Куда проводнице влепили?
– Да там у них суматоха, не поймёшь. Похоже, лёгкое пробило.
Мущепако выдал длинную заковыристую тираду, после чего как-то вдруг успокоился.
– Так. Остаёшься с этим
– Они в вагоне уже.
Майор кивнул и через пару секунд непостижимым образом исчез. Дознаватель посмотрел на меня как-то недружественно.
– Вы сядьте вот сюда, немножко впереди меня, - сказал он.
– Не-а. Там я буду представлять из себя хорошую мишень.
И я остался сидеть рядом с ним. Не потому, что опасался стать мишенью. Просто в голову мою пришла интересная идея.
В этот момент треснула первая автоматная очередь, за нею, правей вторая. Охота за наглым снайпером началась. Автоматчики долбили куст. Куст не отвечал; с него лишь сыпались листочки.
– Не давайте ему высовываться!
– громко крикнул чей-то начальственный голос.
– Мы по туннелю поднимемся. Сверху возьмём.
И в ответ на эти слова вдруг из-за куста выскочил человек в каске и толстой куртке и невообразимо быстро полез вверх по крутому склону.
– На поражение!
– закричал тот же начальственный голос.
В первый момент я не мог понять, почему человек поднимается так быстро. Почти как медведь. Тот в гору поднимается быстрее, чем спускается вниз. Потом увидел: к его поясу был пристёгнут канат, уходивший на вершину, и человек, перебирая руками, поднимался с его помощью. И ещё я не мог понять, почему он до сих пор не повис на нём; от пуль заговорён, что ли? Разъяснил этот странный факт Толя. Он закричал стонущим голосом:
– Он же в жилете! Вот падло... По ногам надо!
Но человек поднимался всё выше, мотаясь телом влево и вправо, и мне уже казалось, что он почти достиг непростреливаемой зоны и теперь уж точно уйдёт, как вдруг он откинулся назад, взмахнул руками и полетел, нигде не задержавшись, вниз. Он несколько раз ударился о склон, каска с его головы слетела и он покатился, то кувыркаясь через голову, то вращаясь с боку на бок с бешеной скоростью.
Синичкин вскочил. Я поднялся следом и, примерившись, аккуратно ударил его правой боковым в челюсть.
* * *
В той суматохе никто не видел, как Синичкин въехал затылком в борт платформы, сложился пополам и молча уткнулся головой в гальку. А я присел и тоже молча нырнул под колёса платформы. И выбравшись на другую сторону, немедленно исчез.
Да, исчез. Но не сбежал. Сбегать не входило в мои планы. В самом деле, куда бы я побежал? В тайгу? Но я житель города и долго в тайге не протяну. Или пустился бы по шпалам к Великой Сибирской магистрали? Эхе-хе... Меня бы сцапали если не у первого, то у второго распадка. Единственное надёжное убежище я мог найти лишь у Селивёрстыча, но к нему сейчас, как только обнаружится моё исчезновение, помчатся рысью ребята в камуфляже с автоматами. И я решил, что в данной ситуации мне следует где-то затаиться и выждать.
Вот я и затаился. И совсем недалёко. Перекатившись под колёсами на другую сторону, я поднялся
И закрылся крышкой.
И время пошло...
В тёмном, узком, тесном пространстве время для меня текло както по-другому. Оно замедляло свой ход и я почти не ощущал его течения, если звуки не проникали в мою темницу; жизнь тогда, казалось, замирала вокруг. Но если раздавались голоса - я оживал, прислушиваясь, и время сдвигалось с мёртвой точки и начинало обычный свой бег...
Вначале, как и ожидал, я услышал встревоженные голоса, задававшие в нетерпении вопросы: "Что случилось? Где Конусов? ". В ответ кто-то тихо мямлил расслабленным голосом и тем же расслабленным голосом длинно матерился. Потом две или три пары крепких ног поскакали, разбрасывая гальку, туда, откуда прибыли наши поезда. За мною, значит. Вслед им раздался голос Мущепако: "До километрового столба! И назад - берегом". Не верит старый хрыч, что догонят, решил я, тихо ухмыляясь.
А через некоторое время я увидел его самого, потому что с одним из омоновцев он поднялся на платформу и стал рыться в большой, какие бывают у челноков, сумке, стоявшей у противоположного борта. Тут я обнаружил, что чуть дальше моей головы между досок имеется вполне сносная щель...
Мущепако, отвлекаясь от сумки, удивлялся омоновскому снайперу.
– Зачем он в канат-то стрелял?
– спрашивал он.
– Почему не в человека?
– Молоток потому что, - отвечал омоновец.
– Счас бы труп на склоне висел, ребятам морока была бы - снимать... А так - сам упал и лезть никуда не надо.
– Э-э... А если бы не попал в канат?
– Но попал же, - сказал омоновец и довольно хохотнул.
Я внутренне содрогнулся. Ну и меткость у ихнего снайпера...
А потом разговор перешёл на меня.
– Он же к своему обходчику побежал, - будто продолжая прерванный спор, произнёс камуфляжник.
– Вот бы ребята тёпленьким его и взяли. А наберёт продуктов да уйдёт в горы - ищи тогда.
– Не уйдёт, - буркнул Мущепако.
– Завтра возьмём.
– Ага, он у печки сидеть будет и нас ждать, - не унимался омоновец. Самое надёжное - упаковать, как стемнеет. Завтра он...
– Чего ты такой умный?
– взъярился вдруг Мущепако.
– Умнее меня хочет быть! Я тебя отпущу, а с горы злодеи опять палить начнут. Кто виноват будет?
– Зачем?
– подумав, спросил камуфляжник.
– Что зачем?
– С горы палить.
В самом деле, зачем?
– подумал и я, проникаясь недоумением.
– А почему и нет?
– Мущепако бросил сумку на сиденье и стоял,
опершись о борт платформы.
– Ты что, гарантию даёшь? Стреляли же сейчас на поражение. Отчего ещё не пострелять?