Беатриса в Венеции. Ее величество королева
Шрифт:
— Даже если ожидающий — король? — засмеялась она.
— Относительно женской красоты в этом отношении нет королей. Все мы ее подданные.
— Так что и вы, милорд, относительно меня?
— Ваш покорнейший слуга и друг, жаждущий быть вам полезным.
Шли медленно по длинной аллее, густо отеняемой платанами.
— Я должна буду сказать ему, что вы приехали со мной вместе?
— Да... если он будет слишком колебаться... Хорошо бы, если бы вы могли намекнуть ему, что я не смел просить его аудиенции, не желая нарушать его удовольствия иметь вас своею гостьей...
Они опять прошли молча
— Что это вы вдруг так призадумались, герцогиня? — спросил англичанин.
— Думаю, что совет, который вы меня просили дать королю, очень щекотлив, даже опасен, — отвечала красавица.
— Почему опасен?
— Возвращение ко двору... королевы означает мое удаление от короля.
— Да ведь всего на несколько дней.
Флоридия подняла глаза и старалась угадать по лицу англичанина его заднюю мысль.
— Но зато вы будете вознаграждены в будущем: вы получите возможность стоять еще ближе к королю.
— То есть мне предстоит борьба с этой женщиной, которая не остановится ни перед каким средством. Король к ней не питает любви, это правда. Но он ужасно боится ее, и она как-то умеет овладевать его умом и волей.
— Вот поэтому-то мы и должны бороться с нею ее же оружием. Это большая ошибка, что мы удалили ее в Кастельветрано, здесь было бы удобнее за нею следить. Необходимо уговорить короля сделать то, чего он сам давно желает, то есть обставить дело так, чтобы ее удаление не только от двора, но и из Сицилии вообще не могло дать Австрии повода к протесту, чтоб Австрия не могла настаивать на ее возвращении сюда... Это будет содействовать умиротворению государства, успокоению короля и также... дорогая герцогиня, вашему возвышению.
— Говорят, что этот атаман и молод, и очень красив.
— Мужская красота не мое дело. Я знаю, что он блистательно отличался в калабрийской войне с французами, что он сын, только незаконный, какого-то аристократа... Во всяком случае, смелость у него образцовая. Представьте себе, едва он высадился на сицилийский берег, как подрался с английскими солдатами, двух убил и забрался прямо к королеве, которая находилась тогда в своей Черной башне.
— Зачем же вы его не арестовали?
— А потому, что и мне, и вам, и всему здешнему королевству нужно, чтоб он оставался на свободе, покуда мы не поймаем его в ловушку.
— Которую придется мастерить именно мне?
— Да, но для вашей личной пользы.
— И для того, чтобы избавить Англию от довольно опасного врага.
— Англия, — возразил несколько напыщенно спутник герцогини, — боится только Бога. Она идет вперед прямым и честным путем, давит только тех, кто пытается ей препятствовать.
— Не разбирая средств?
— В случае крайности, пожалуй... Между этими средствами есть такие, которые могут содействовать превращению герцогини Флоридии в королеву.
Красавица почти вздрогнула от удовольствия: Бентинк знал, что она вся проникнута необузданным тщеславием.
— А теперь, герцогиня, до свиданья, — сказал он, — к вечеру я велю кучеру приехать за вами. Разумеется, если его величество не пожелает играть с вами в шахматы... Он, кажется, их очень любит. Он, говорят, жалуется, что я удалил от него его любимых придворных. Да разве возможно жаловаться, когда он мне же обязан знакомством с прелестнейшей
Она грациозно улыбнулась, лорд Бентинк, откланявшись, вернулся к экипажу, послал к герцогине дотоле не выходившую из кареты старушку компаньонку и уехал.
Лорд Бентинк всегда ездил не только без конвоя, но и без лакея. Придворные, знавшие, как ненавидит его королева и как она хитра, дивились его смелости. Он же только отшучивался, объясняя, что его ярко-красные солдаты расставлены везде вблизи его пути очень расчетливо, не только для его безопасности, но и для отвода глаз его врагов, которые не догадываются, что его оберегают, кроме того, и солдаты невидимые.
Флоридия, как и другие, дивилась бесстрашию английского дипломата, ибо он рассказал ей, между прочим, что не далее, как вчера вечером, к нему на виллу пробрался известный заговорщик граф Бучето, старшина братства св. Павла, имея намерение войти в соглашение с английским правительством по осуществлению в Сицилии либерального переворота. «Но я его приказал арестовать и посадить в тюрьму», — закончил свой рассказ Бентинк.
Рассказ об этом эпизоде произвел на герцогиню особенное впечатление, потому что днем ранее граф Бучето предлагал ей самой принять участие в замыслах братства. Теперь она благословляла судьбу, что отказалась, иначе Бентинк не затруднился бы отдалить ее от короля, а, может статься, еще серьезнее навредить ей.
XXIV
Часовой, ветхий бурбонский ветеран, дремотно охранявший вход в королевскую виллу, встрепенулся и чуть было не взял на караул перед фавориткой государя. Обшитый золотыми галунами швейцар с золотой булавой низко ей поклонился. Но она, не обратив на него внимания, быстро прошла вестибюль и поднялась по лестнице. Тем не менее швейцар нагнал гостью и, склонившись очень низко, доложил:
— Его величество видели издали карету вашего сиятельства и изволили отложить свой завтрак до вашего приезда.
Она продолжала подниматься, на первой площадке ее почтительно встретил хорошо знакомый ей мажордом, тот самый, который несколько дней назад встречал королеву Марию-Каролину. С ним Флоридия удостоила заговорить:
— Дорога меня ужасно утомила. Прежде всего я хочу кушать.
— Госпожа герцогиня имеет в виду провести здесь ночь? — спросил мажордом.
— Право, не знаю. Может быть, государь пожелает закончить партию в шахматы, которую нам помешали довести до конца прошлый раз...
Они вошли в одну из комнат, обыкновенно отводимых герцогине, которая считала необходимым привести в порядок свой туалет.
Король между тем нетерпеливо шагал по комнатам, ожидая гостью. Для него это посещение было очень кстати, он истерзался одиночеством, невозможностью ни с кем откровенно поговорить. Сегодня он решился рассказать ей все свои опасения, все свои заботы и посоветоваться с нею. Старый Фердинанд был глубоко убежден в искренней бескорыстной любви к нему этой молодой особы, а также и в ее уме. К тому же она так умела успокаивать его раздражительность, рассеивать его мрачные мысли, забавлять и веселить.