Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
Я просто кивнула в ответ и уже собиралась направиться дальше, к хронографу, где меня, наверное, уже заждался мистер Джордж, чтобы вновь отправить на элапсацию в 1956.
– Гвенни, - он схватил меня за руку, и я застыла на месте, смотря лишь в одну точку – на его пальцы, бесцеремонно окольцевавшие мое запястье. Руку неприятно сводило, но надо держаться, Гвендолин. Разве эта боль сравнится с той, что он и так тебе подарил?
– Пожалуйста, поговори со мной.
Его голос звучал… умоляюще?
– Хорошо, о чем ты хочешь поговорить? Погода сегодня хорошая, даже ничего примечательного. На завтра, кстати,
– Мне больно, - и не только моей руке.
– Я хочу убедиться, что ты правильно поняла мои извинения…
– Да-да. Гидеон, не утруждайся. Ничего в сущности не изменится. Ты будешь лгать, что я тебе нравлюсь, я буду лгать, что я тебе верю.
Я с силой вырвала свою руку из его хватки и быстрее побежала по коридору. Я ничего не видела, слезы застилали глаза, но и остановиться не решалась, понимая, что Гидеон наверняка шел следом. Вместо этого я лишь вытирала их ладонью, размазывая по щекам тушь, которой я, даже неизвестно зачем, накрасила глаза. На пути меня встретил мистер Джордж, уже было потерявший меня. Он тактично промолчал , что у меня нет черной повязки на глазах (Хранители считали, что я опасна и могу запомнить дорогу к хронографу, а потом выкрасть его или еще что-нибудь сделать с ним), но, увидев мое зареванное лицо с остатками туши, лишь протянул бумажную салфетку, чтобы я вытерла слезы. Что я тут же с радостью и сделала. Надо было еще и громко хлюпнуть носом. Так, для заключительного момента.
Но я всего лишь следовала за своим проводником. Точнее, мне показалось, что я последовала за ним. Но споткнулась, начала падать, пытаясь ухватиться за руку мистера Джорджа, и полетела носом в дверь,которая от моей скорости со скрипом отворилась и я попала в подвал. Вот только мистера Джорджа там не оказалось. Как и хронографа. Зато там присутствовали совершенно другие люди, одетые в чулки и сюртуки, с восторгом наблюдающие за кипящими пробирками.
Они с удивлением повернулись на звук вломившегося в их лабораторию тела и теперь шокировано разглядывали меня с ног до головы. И я прекрасно понимала их. Даже в черном классическом платье до колен, я, наверное, выглядела еще более оголенной, чем в наше время в бикини. Не считая, конечно, еще того факта, что я “влетела” в тайное масонское ложе, в центр алхимической лаборатории, как к себе домой. А они ведь впервые меня видели! Да еще и “голую”!
Со вздохом, я откинулась к стене и в отчаянии скатилась вниз, закрыв лицо руками.
Ведь все, что мне оставалось, это ждать обратного прыжка.
Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79015130.png
========== День первый. Гидеон. Начало петли. ==========
Сонет 90
(Перевод С.Я. Маршака)
Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.
Уильям Шекспир
Меня медленно сжигало изнутри. После бессонной ночи, проведенной в окружении старых листов, переданных мне Полом, кучи тайн и загадок, в диссонансе со своими разумом, долгом и чувствами, где в центре всего этого хаоса была Гвендолин, я был просто обязан снова поговорить с ней.
После суаре, на следующий день граф зачем-то рассказал Гвен о нашем с ним разговоре, который прошел в одну из первых встреч два года назад. Именно он дал идею о том, чтобы я влюбил в себя Рубин, дабы успешно манипулировать девушкой на благо тайной ложи. Я так и слышал тягучий напевный голос графа: «…запомни ,мой дорогой мальчик, влюбленная девушка покорна и безвольна. Она вдвойне полезней будет тебе в делах, чем просто belle petite amie. А то эти женщины, знаешь ли, порой натворят таких дел, что мужчине даже в беспамятстве не придет в голову…»
Боже! Мне тогда эта мысль показалось здравой. Да и Шарлотта не особо была бунтаркой. С Шарлоттой в этом плане было легко, но скучно. Как выразилась мадам Д’Юрфе, «нет ничего скучнее пустой идеальности». Это точно. Шарлотта была идеальна в манерах и общении, но самовлюбленна и зла на язык, что порой казалось огромная безупречная хрустальная ваза в нашем балет-классе ( которую я, кстати, случайно разбил) была более милой и душевной, чем она.
«Два идеальных человека». Кажется, так назвал нас дядя Фальк однажды. Игра на скрипке, клавесине, фехтование, отплясывание мазурки, поло, учеба на отлично - ходячий пример для всех и невозможность быть, как все… Все шло, как заезженная пластинка. Мы с Шарлоттой - два невольника судьбы, которым уготовано мотание в истории, вместо того, чтобы нормально строить жизнь, как все люди.
И тут появилась она. Черт! Если бы две недели назад меня спросили про любовь с первого взгляда, я бы цинично пошутил на эту тему. А теперь путешественник во времени влюбился с первого взгляда - две аномалии сразу. Хотя нет, не с первого. Узнав, что Шарлотта не будет моей спутницей, а ею станет Гвендолин, совершенно неподготовленная, казавшаяся мне посредственностью, я был зол на всех – вся подготовка коту под хвост. И стал с усердием влюблять в себя Гвен, чтобы «управлять и манипулировать», не заметив, что сам влюбляюсь в нее больше и больше.
Я сделал глоток кофе. Сейчас я сидел в одном из кабинетов хранителей. После провальной попытки поговорить с Гвен, мне срочно нужно было уединиться. Сначала я хотел побежать за ней и элапсировать вслед в 1956, чтобы там закончить начатое, но потом передумал. Она плакала. Я делал ей больно.
Я сам себе делал больно. Но иначе не мог.
Как ей объяснить, что, любя меня, она ставит себя под удар. На ум всплыли строчки из записей Сен-Жермена, которые передал Пол:
«За льва кровь ворона прольется