Бег времени. Тысяча семьсот

Oh panic

– Il est l`a, en personne! – услышал я ехидный голос Рафаэля из кухни. Скинув куртку, я вошел в зал, не отрываясь, глядя на очаровательный букет. Лилии были великолепны и печальны, словно прогнулись под тяжестью собственной красоты: смотрите, мы склоняем свои прелестные головки в сочувствии к вам, неидеальным людям. Эти цветы скорее подойдут юным девушкам, чем жилищу холостяка, но все равно они волшебны.

– А кто принес цветы?

– Я, – это был кроткий тихий голос Шарлотты, которая вышла из кухни и наблюдала со стороны на меня очарованного цветами. – Еще раз здравствуй.

–

Здравствуй. Как прошел день? – Шарлотта была тиха и печальна, как цветы. Если честно, мне было ее жаль: не представляю, что творилось у нее дома. Они росли вместе с Гвен, взрослели, хоть она и отзывалась о ней плохо, думаю, она любит ее, как сестру, и не хочет признаться. Наверное, для нее пропажа кузины, как для меня, если бы пропал Рафаэль – бестолковый братец-паяц, но родная кровь, свой. С Рафаэлем мы через столько прошли в семье, что было бы неправдой, говорить, что я не беспокоюсь о этой маленькой занозе. Правда, каждый из нас выбрал свой путь принятия действительности.

– Ты не приехал, как обещал. Сегодня даже мистера Уитмена не было в школе.

– Ах, да. Сегодня был совет внутреннего круга, поэтому мистера Уитмена не было. А потом была элапсация, и я просто не успел к 15.00.

– Я так и подумала, – коротко ответила Шарлотта. – Понравились цветы? Я их когда увидела в цветочном магазине, сразу подумала о тебе. Лилии – это ведь царские цветы. А еще я всегда думала, что лилии - это несостоявшиеся звезды, если верить греческой мифологии.

Я улыбнулся. Действительно, по мифу, это капли молока Геры, упавшие на землю. Богиня решила покормить грудью внебрачного сына своего мужа Зевса - Геракла, а тот оттолкнул ее, молоко брызнуло из груди богини и превратилось в млечный путь на небе, а на земле расцвели цветами лилий. Интересная интерпретация от Шарлотты: несостоявшиеся звезды…

– А еще символ надежды… - пробормотал я, скорее себе, чем окружающим.

– У нас что, здесь ботан–кружок образовался? – внезапно оживил ситуацию Рафаэль. – По мне, самые прикольные цветы - это кактусы! Как символ небритого, неприхотливого в уходе холостяка.

– Кто бы сомневался – устало засмеялся в ответ я,- Оставим все эти символы прошлым векам. 21 век не терпит многозначности.

– Это точно! Кстати, мы с Шарлоттой, пока тебя ждали, заказали ужин из одного недурного итальянского ресторанчика. Кстати, там еще есть бутылка белого вина. Недурное кстати: «Дубль» 2006 года.

– А ничего, что вам нет 18-ти? – подначил я брата. Рафаэль слишком часто стал баловаться спиртным. Но мне сейчас так хотелось забыться, что и это я оставил позади своей «правильности».

– Ну, мы же в присутствии взрослого будем пить, - засмеялся он, имея в виду конечно меня. Тоже мне, нашел взрослого, который отчаянно боялся зеленую «кузину Софу».

Но я рассмеялся и проследовал за ними на кухню. Стол был сервирован на троих, правда, он больше напоминал ужин для влюбленных, так как кто-то зажег любовно две свечи.

– Мило, - заметил я.

– Это все Шарлотта, - многозначно ответил брат. Девушка гордо подняла подбородок, словно услышала похвалу в свой адрес, и откинула рыжую медь волос. Миленько! Внезапно закрались сомнения насчет нее: может

она все еще имеет на меня виды. Но тут же отогнал мысль. Я разговаривал с Шарлоттой перед суаре и, кстати, инициатором того разговора была она сама. Тогда я извинялся перед ней, что дал ложные намеки, что она меня больше не интересует, как девушка, она мне больше интересна, как друг, в чем смысл связывать судьбу с путешественником во времени, когда перед ней открыты большие перспективы и свидания с нормальными парнями.

Шарлотта тогда стойко перенесла это, согласившись быть другом. Когда я пытался повторить этот маневр с Гвен, чтобы охладить ее чувства ко мне и огородить от себя, вышло всё куда хуже и враждебнее.

– Итак. Дама и Господа! – Торжественно начал Рафаэль, будто он конферансье.
– Бог сегодня нам послал из ресторана «Assaggi» пасту болонезье с сыром проволоне, милости прошу, брускетту, салат «Цезарь», а на десерт – тирамису! Аплодисменты Богу!

Шарлота натянуто улыбнулась и сделала два-три хлопка. Кажется, ей Рафаэль не нравится. Мне же почему-то стало веселее после сегодняшнего трудного дня; несмотря на свою бестолковость и бесцельность, брат вносил в мою жизнь какую-то легкость. Зря я был против его приезда.

Отглотнув из бокала вина, я расслабился и практически растёкся по стулу. Раньше я себе не позволял такого при девушке, особенно при Шарлотте: но сейчас мы были в домашней обстановке и я чертовски уставший и вымотанный, в конце концов, мы не в обществе, где нужно придерживаться этикета. Шарлотта посмотрела удивленным, недоумевающим взглядом, но мне было все равно. Я почувствовал, как в заднем кармане джинсов что-то мешало.

Это был сложенный вчетверо лист с репродукцией, вырванный из книги профессора Шульца.

– Что это? – оживилась Шарлотта, – Письмо?

– Картина. Называется «Демон», - я протянул ей иллюстрацию.

– Какой-то он… безразличный. Или даже обиженный.

– Хм… Мне он показался печальным и плачущим.

– Что-то мне не нравится. Да и плохого качества картинка, - раздраженно отрезала Шарлотта, передавая лист Рафаэлю. Тот, даже не останавливаясь впихивать в себя еду, бегло посмотрел на изображение и положил на стол рядом со мной.

– Это с каких пор, мой примерный старший брат, стал драть листы из книг? Помнится, ты устроил в детстве истерику, когда я нарисовал рожицу карандашом на полях одной из твоих книг…

Я рассмеялся. Знатная была ссора. Сейчас вспоминать даже смешно. Помню, меня переполнила ненависть к брату, когда обнаружил в любимой книге Томаса Гарди разрисованные карандашом листы. Мне было 14 лет, я гонялся за братом с клюшкой для поло и криком «Достал! С меня хватит!», пока наша няня не остановила назревающее братоубийство, наказав при этом обоих.

Отужинав, под шутки Рафаэля о наших ссорах в детстве и заливистый звонкий смех Шарлотты, которая не переставала повторять время от времени «Гидеон! Не может быть!», мы медленно уходили в ночь. На часах, было без четверти одиннадцать. Рафаэль сказав, что ему срочно нужно делать уроки - чему я очень сильно удивился, ушел наверх, в свою комнату, оставив нас двоих наедине.