Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
Сегодня я зажгла свечи во всем доме.
Я поминала голубоглазую шестнадцатилетнюю девочку.
Она умирала в одиночестве, скорчившись на полу собственной комнаты. Никто не слышал, как она кричала, замерзая от безразличия. Никто не слышал, как она рыдала, упиваясь собственной беспомощностью. Она умоляла забрать ее из этого дома, ведь вера в человека не гаснет так быстро, как страсть. А его лицо было всюду, оно мелькало в тени, загоняя ее в угол.
А потом смерть нашла ее в темноте.
Поэтому сегодня я зажгла свечи во всем доме.
«6 июля 1757 года» – именно эта дата должна будет значиться в церковной книге храма Святой Девы Марии в Касл Комбе, в усыпальнице которой лежит куча предков Бенфорда;
Я не знала в подробностях, как проводились свадьбы в 21 веке, так что об обычаях 18 века я не знала и подавно. Однако понять мне все же пришлось. Сначала с утра, когда еще солнце не взошло, меня подняла куча служанок во главе с Деверо. Меня еще никогда не мыли, разве что в детстве. А здесь, невзирая на мои возмущения, замочили в ванной, терли тряпочками, натирали маслами, да еще и облили вонючими духами под названием «Стрела амура». Затем меня запихивали в свадебное платье, утянув корсет так, что я упала в обморок. Платье у меня, к слову, было очень красивое. Мадам Россини визжала бы от восторга, заполучив его себе в коллекцию. Оно было из серебряной парчи и белого атласа, с нереальной ручной вышивкой золотой нитью и венецианскими кружевами. Приведя меня в чувство после обморока и не ослабив шнуровку корсета, они передали меня парикмахерской команде, которая стала меня накручивать, закалывать локоны, прикалывать вуаль, вплетать жемчуг. От парика они отказались, отдав предпочтение «старомодным» естественным волосам, то же самое было и с лицом - на меня не клали килограммы белил, оставив лишь «помаду» на щеках, как легкие румяна. Пояснение от Деверо было такое: «Вы же не на бал, вы же венчаться едите! Нужно быть показателем скромности и целомудренности». Мадам Деверо просто превзошла саму себя, как наставницу, она поучала меня без умолку: «не забудь про шлейф», «жди пажей», «не забудь после выхода из церкви раздать монеты бедным», «не забудь сделать реверанс маркизу». В какой-то момент я отключилась и просто не слышала ее голоса. Жужжит? Ну, пускай жужжит дальше. За всем за этим, я даже не успевала опомниться и понять насколько глупо я выгляжу. Девочка из 21 века, ничего не смыслящая в жизни.
После этого меня запихнули в комнату, где меня ждал священник и голосом нетерпящим отказа спросил: «Не хотите ли исповедаться, дитя мое?»
А как же! Бегу, роняя тапки. А можно поинтересоваться, Бенедикт этой участи удостоился? Или этот священник со вчерашнего дня здесь, чтобы выслушать грехи графа, потому что ему предстояло не один час слушать про его блуд?
Не помню, что я наплела на исповеди, но осенив меня крестов и сунув хостию мне в рот, меня практически силком повели сквозь залы и галереи, которые были сплошь украшены букетами лилий (где они достали их в это время?). После чего меня с двумя маленькими девочками-пажами с моим ворохом юбок втолкали в позолоченную карету, и мы направились к церкви Святой Девы Марии.
Боль все еще заглушала беготня событий.
– Мои поздравления, Шарлотта. Вы обворожительно выглядите! Наверное, с Вашей красотой сравнится лишь Афродита, – только от его голоса мне уже становилось дурно, что уж говорить об этом взгляде, который напоминал взгляд зверя, готового накинуться и разорвать на клочки. Сен-Жермен стоял вместе со мной в комнате, и к моему ужасу, именно он должен был вести меня к алтарю, как ближайший родственник. Я все еще оставалась в плену у легенды, где я была его племянницей-сиротой.
– Благодарю,- вежливо ответила я, молясь, чтобы церемония началась побыстрее. И, кажется, на мои молитвы ответили. Так как нас попросили приготовиться и при звучании органа двинуться по проходу. Граф Сен-Жермен холодно улыбаясь, предложил свою руку. Пришлось взять, почувствовав, как от страха подкашиваются ноги, а мой букет –флер-де ранж – ходил ходуном в моих холодных трясущихся руках . Пажи ловко подхватили мой шлейф. Заиграл орган, исполняя
Мы подошли к алтарю, и я подняла взгляд вверх, так как всю дорогу смотрела себе под ноги, стараясь не выдать своего испуга на глазах у гостей. Напротив меня стоял Бенедикт, наверное, самый прекрасный мужчина в этом веке. Он был невероятно красив. Его свадебный камзол был из той же серебряной парчи, что и у меня, все те же воздушные кружева и золотая вышивка. Все это искристое одеяние подчеркивало его темные глаза и волосы. А от его взгляда я и вовсе позабыла все: на меня смотрел пылкий радостный взгляд влюбленного мужчины. От этого я почувствовала, как внутри меня разливается тепло.
Тем временем священник торжественно начал говорить о том, что такое брак, готовы ли мы к нему, затем подошел к Бенедикту и спросил, есть ли тайны и препятствия, из-за которых наш брак не состоится. Падре замолчал, как требовал обычный. В этот момент я напряглась и закрыла глаза, и где-то в глубине загадала всего лишь одно желание. Я мечтала, чтобы дверь этой церкви открылась и в нее вбежал Гидеон с криком «Есть!», после чего на глазах у изумлённой публики вернул меня в 21 век, где я бы продолжила свою жизнь в качестве обычной 16-летней девчонки, которой просто не повезло в какой-то период времени. Хотя, разве кто-нибудь бы назвал мою участь ужасной, бросив хотя бы один взгляд на графа Бенфорда?
Пауза прервалась, и уже Бенедикт произносил клятву о том, что он берет в жены Шарлотту Лойд. За ним шла моя клятва, которую я тихо повторила, будто за учителем на уроке. Мы обменялись тяжелыми с камнями кольцами, и Бенедикт целомудренно поцеловал меня в щеку. В завершении всё было внесено в церковную книгу, где мы и поставили свои подписи.
В какой-то момент я ждала, что вот сейчас я рухну, словно цветок, стебель которого подогнул ветер. Но я устояла, понимая, что и вправду наконец-то возродилась как феникс, оставляя пепел от тела Гвендолин за воротами этой церкви. Шарлотта Бенфорд занимает свое почетное место в этом круговороте жизни, полностью совладав со своей болью.
Когда мы выходили из храма, я неустанно чувствовала на своей спине взгляд Сен-Жермена и Ракоцци, а также всей шайки, которая заняла первые места на церемонии. Я натужно улыбалась, когда на самом деле была близка к истерике и желанию убежать куда-нибудь за пределы Англии. Но вот, пройдя сквозь лепестки роз, что бросали в нас со всех сторон, мы сели в карету, из которой кидали по дороге монеты беднякам.
– Разве не прекрасный день, моя новоиспеченная супруга? – Бенедикт соблазнительно улыбался мне, одновременно кидая нищим монету за монетой.
Я бы могла с ним согласиться. Возможно в какой-то момент, это был бы прекрасный день. Но разве могу я рассказать ему о том, как ненавистна мне эта жизнь? Никогда. Шарлотта никогда себе такого не позволит.
– Возможно, был бы, если бы не граф Сен-Жермен.
Лицо графа Бенфорда моментально стало серьезным.
– Он что-то вам сделал?
– Нет, просто угрожал. Говорил, чтобы я не расслаблялась.
– Возможно, он просто запугивает. Не берите это в голову! – однако голос его не стал менее серьезным на этих словах. Только через какое-то время он снова заулыбался, как ни в чем небывало и смотрел на меня так, как обычно смотрят туристы на великолепное творение Ван Гога или же Леонардо да Винчи.