Бегом на шпильках
Шрифт:
— Так что там у тебя за проблема? — требовательно спрашивает Мэтт.
Я смотрю на него.
— Какая из многих?
Протягиваю ему бутылку «Будвара», и он широко улыбается.
— Я так и знал, что тут не только вирус. А ну-ка, давай, выкладывай все Тетушке Мэтту. Кстати, Стивен был в восторге от книги. Он передает тебе огромный поцелуй.
— А я возвращаю ему обратно, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.
Мы проскальзываем в кабинку, и я начинаю выбирать проблему. Так, только не про Бабс: слишком личное, да и рана еще кровоточит. Тони? А, черт! Рассказываю ему про Тони. Глаза Мэтта чуть не вылезают из орбит, и, время от времени, он вскрикивает:
— Мел, конечно, по жизни эксгибиционистка. — Он с трудом переводит дух. — Но это уже просто неприлично. А что до твоего брата, то кое-кому просто хочется быть папой гораздо больше, чем он прикидывается.
— Да что ты?!
— Наталия, а к чему же еще, по-твоему, все эти сюсики-пусики?
— Мне казалось, чтобы вызвать отвращение у наблюдателей.
— Дорогуша ты моя. Это же элементарный урок психологии. В любовных отношениях у каждого из нас есть выбор из огромного множества всевозможных ролей, одна из которых — роль родителя по отношению к партнеру или партнерше. Отчасти это потому, что наши биологические родители имеют свойство портить все дело, и мы подсознательно ищем себе такого партнера, который исправил бы их ошибки. Хотя, конечно, это не основная причина, так как главная цель наших исканий — партнер, не являющийся членом-основателем псарни. Падди, заткни ушки, — считай, что ты этого не слышал. Ты когда-нибудь видела родителей Мел?
Отрицательно качаю головой.
— Ее мать — Бронвин Уэст. Вот кто действительно была незаурядной балериной! Конечно, Мел тоже может себя подать, но тут нечего даже сравнивать. Что же касается мистера Притчарда, то он не из тех, кого называют «заботливым папой». Потратил на нее кучу денег, устроил в балетную школу, — и решил, что на этом его миссия окончена.
— Я ничего этого не знала. Бедная Мел.
— Ничего подобного, — провозглашает новоявленный Фрейд, опустошая свой бокал. — Похоже, Клара нашла своего Дроссельмайера, [60] а Тони нравится быть «папочкой» гораздо больше, чем он думает.
60
Персонажи «Щелкунчика».
Я подпрыгиваю, — с виноватым видом, — так как в этот самый момент некто, одетая в пальто соблазнительницы из фильмов пятидесятых годов, громко хлопает ладонью по столу и с гордостью объявляет:
— Все улажено!
— Белли! — восклицает Мэтт.
Белинда улыбается, а я благодарю Господа за то, что меня назвали не Белиндой: постоянная аналогия с «белями» уже давно свела бы меня в могилу. Она проскальзывает в кабинку, и мы с Мэттом — из приличия и следуя правилам хорошего тона (хотя и несколько поздновато) — прекращаем наш анатомический разбор взаимоотношений Тони и Мел.
— Мне ужасно не хватало тебя, Бел, — говорю я. — Моего заслона от друзей и родственников. Не думаю, чтобы мне кто-нибудь звонил за это время, а? Кто-то, кто еще не знает, что я ушла?
Белинда обращает взор к небу, изображая глубокую задумчивость.
— Мм… нет, что-то не припоминаю.
— А если бы какие-то сообщения все же были, ведь ты бы, — я произношу эти слова, прекрасно осознавая всю их бесполезность, — обязательно записала их, правда?
Лицо Белинды озаряется улыбкой.
— Да, точно! — Мэтт поднимает одну бровь, и она моментально стирает улыбку
Мы погружаемся в раздумья над ее глубокомысленной фразой. В кабинке воцаряется тишина, которую нарушает Мел: застыв ненадолго в дверях, — надо же дать людям возможность полюбоваться! — она, эдакой элегантной уточкой, подходит к нам и начинает тараторить:
— Вчера вечером… смотрела «Кировский»… «Лебединое озеро» и… о-о-о… почувствовала себя коровой… все девчонки такие худенькие, стройненькие, ни одна мышца не выпирает… как стальная проволока, так сильно, все отточено, все отработано… наш «БЛ»… вечно нет времени на репетиции… а какие корпуса!.. будто смотришь балет сквозь калейдоскоп… все линии безупречны… все пальчики на своем месте, никакого шатания… стопроцентная муштровка… если надо, то и палкой… лет с семи… изящество… вдалбливание… а наш «Балет», пышки, дилетантки… ах, эта боль в спине… убийственно… а наш «Балет»… в июле, и тоже «Лебединое озеро»… хватает же наглости, это после «Кировского»!.. а костюмы… белые корсеты-грации… жуть, полнят раз в десять… даже странно, что в «Балете» нет ни одного штатного инструктора по пилатесу… ей нужно убрать лишнее с бедер… такая себялюбка, эта Джульетта… личный инструктор…
— А я как раз знаю одну инструкторшу по пилатесу! — вскрикиваю я, вся трепеща от того, что могу быть хоть чем-то полезна. — Она преподает у нас в спортзале.
— А она тренирует в частном порядке? Я не могу заниматься с обычными людьми. Мне надо уменьшить формы, а пилатес — самый лучший способ.
— Разве? Я имею в виду: от него не сильно-то вспотеешь.
— Натали. Он придает гибкость телу, растягивает мышцы! Вот почему многие балерины занимаются пилатесом!
— А я думала, это только для того, чтоб быстрее восстановиться после травм, — я использую пилатесовскую технику дыхания для хорошей затяжки никотином.
— Послушайте, вы двое. Вам совершенно незачем уменьшать свои формы, — ворчит Мэтт. — Вы такие же объемные, как пара ершиков для чистки курительной трубки. На вашем фоне старушка Белли смотрится как телка-рекордсменка. Без обид, Белли.
Белинда — с этого момента известная исключительно как «Носорожиха» — тихонько клохчет в углу.
— Белли, — воркующим голоском говорит Мел. — Который час? Мне нужно немного разогреться перед… ну, ты знаешь.
Белинда смотрит на часы.
— Половина шестого. Я тоже с тобой.
Чмокнув меня на прощание, они удаляются.
— Я, пожалуй, тоже вернусь. — Мэтт мешкает. — Ты не окажешь мне одну любезность? Не присмотришь за Падди минут десять? Мне еще нужно заскочить кое-куда. — Я колеблюсь. — Не волнуйся, репетиции уже закончились, — добавляет он. — Все давно разошлись.
— Конечно, — отвечаю я. — Без проблем.
Теми же быстрыми, семенящими шажками мы возвращаемся в «Колизей». Когда до меня доходит, что мы цокаем по тротуару в нелепый унисон, я сдаюсь и тоненько блею:
— Ну что, у Падди последнее время не было ушных инфекций? (И получаю в награду благодарное: «Были, аж целых две».)
Я сижу в опустевшем зале, в ряду «Е», а Падди — будучи в блаженном неведении относительно двойной нелегальности нашего с ним присутствия здесь, — погружается в сон. Сцена совершенно пуста, голубая обивка на спинке сиденья впереди меня прорвалась от старости. Зал выглядит довольно убогим. Но я все равно не могу унять дрожь эмоционального возбуждения. Здесь дом моих мечтаний и грез. Поднимаю взгляд на потолок. Бежевый с голубым. Чем-то напоминает цветовую гамму в…