Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
Не прошло и минуты, как в магазин, задыхаясь, вбежала Энн.
— Арни! — изумленно промолвила она.— О господи, ты знаешь, что случилось? Я только что разговаривала с ним, только что, не прошло и часа. И вот он мертв.— Слезы подступили к ее глазам.
Энн рухнула в кресло, достала бумажную салфетку и высморкалась.
— Просто ужасно,— проговорила она сдавленным голосом.— И это не несчастный случай, он умышленно...
— Так вот в чем дело,— проговорил Арни, жалея теперь, что не посмотрел,— И кто это?
— Ты не знаешь. У него
— Мой чертов диктофон сломался,— ответил Арни.— Приличного мастера ведь не найти. Вот и пришлось приехать самому. Позавтракаем вместе? Закрой ненадолго магазин.
— Конечно,— рассеянно ответила она.— Сейчас, только вымою лицо. У меня такое ощущение, что это случилось со мной. Я видела его, Арни. Автобус прямо переехал его — он не мог остановиться... Да, хорошо бы поесть —я хочу уйти отсюда.— И она поспешила в ванную, прикрыв за собой дверь.
Вскоре оба уже шли по тротуару.
— Почему люди кончают жизнь самоубийством? — спрашивала Энн.— Такое ощущение, что я могла бы помешать ему. Утром я продала ему флейту для его мальчика — она лежала рядом на обочине,— он так и не подарил ее. Может, случившееся имеет какое-то отношение к флейте? К флейте или...
— Ну хватит,— оборвал ее Арни.— Ты здесь ни при чем. Если человек собирается покончить жизнь самоубийством, его ничто не остановит. И заставить человека сделать это ничто не может — это его судьба, рок. Готовность совершить самоубийство зреет долгие годы, а потом ни с того ни с сего — бабах, понимаешь? — Он обнял ее и похлопал по плечу.
Энн кивнула.
— Я хочу только сказать, что ведь у нас тоже ребенок в Бен-Гурионе, но нас это не сломило,— продолжил Арни.— Это ведь еще не конец света, правда? Мы продолжаем жить. Куда ты хочешь пойти завтракать? Как насчет «Рыжей лисы» напротив? Хорошее место? Я бы не отказался от жареных креветок, но, черт, я уже год нигде их не видел. Если не будет решена проблема с транспортировкой, сюда никто не поедет.
— Только не «Рыжая лиса»,— запротестовала Энн,— Терпеть не могу ее владельца. Давай попробуем зайти вон туда: этот ресторан только что открылся, и я еще не была в нем. Я слышала, его хвалили.
Пока они сидели в ожидании заказа, Арни продолжал развивать свою точку зрения.
— Когда узнаешь о самоубийстве, по крайней мере в одном можешь быть точно уверен: человек, его совершивший, знал, что не является полезным членом общества. В этом-то и заключается истинная причина — в осознании, что ты никому не нужен. Если я в чем и уверен, так именно в этом. Закон природы — она избавляется от ненужных членов их собственными руками. Так что когда я слышу о самоубийстве, меня это нисколько не смущает. Ты не поверишь, сколько так называемых естественных смертей здесь, на Марсе, на самом деле являются самоубийствами. Суровость окружающей среды отсеивает неприспособленных.
Энн Эстергази кивнула, но настроение у нее не улучшилось.
—
— Стайнер! — уставился на нее Арни.— Норберт Стайнер, делец черного рынка?
— Он продавал диетические продукты.
— Так вот это кто! — Арни был поражен.— О нет, только не Стайнер.
Господи, все свои товары он получал от Стайнера — он полностью зависел от этого человека.
К столу подошел официант.
— Это ужасно,— промолвил Арни.— Действительно ужасно. Что я буду делать?
Все его вечеринки, все уютные обеды на две персоны, которые он устраивал для себя и какой-нибудь девушки, например Марти, а особенно Дорин... Нет, для одного дня это слишком: сначала диктофон, а теперь еще и Стайнер!
— А ты не думаешь, что это имеет отношение к тому, что он был немцем? — спросила Энн,— Немцы стали такими подавленными после этой чумы, вызванной их лекарствами, после детей, рождавшихся с ластами. Я разговаривала с одним из них, так он прямо сказал, что они считают это божьим наказанием за годы нацизма. И это был не религиозный человек, а бизнесмен здесь, на Марсе.
— Чертов тупица Стайнер! — взорвался Арни.— Кретин!
— Ешь, Арни,— Энн развернула свою салфетку.— Суп выглядит очень аппетитно.
— Я не могу есть. Не желаю есть эти помои.— Он оттолкнул тарелку.
— Ты все еще ведешь себя как большой ребенок,— заметила Энн.— Все так же капризничаешь.— Она говорила мягко и сочувственно.
— Черт побери, да я иногда ощущаю на своих плечах тяжесть всей планеты, а ты называешь меня ребенком! — Он уставился на нее с нескрываемой яростью.
— Я не знала, что Норберт Стайнер был дельцом черного рынка,— заметила Энн.
— Естественно. Откуда тебе знать, тебе и всем твоим женским комитетам? Что ты вообще знаешь об окружающем мире? Для этого-то я и приехал — я прочитал твое последнее приложение к «Таймс», и меня воротит от него. Прекрати печатать подобную чушь — интеллигентных людей от нее тошнит, она годится только для таких идиоток, как ты.
— Пожалуйста, ешь. И успокойся,— ответила Энн.
— Я собираюсь назначить своего человека, который будет проверять материал, который ты распространяешь. Профессионала.
— Неужели? — спокойно откликнулась она.
— Перед нами стоит настоящая проблема — с Земли перестали приезжать профессионалы, в которых мы действительно нуждаемся. Мы гнием — и все это понимают. Мы распадаемся на части.
— Кто-нибудь займет место мистера Стайнера,— улыбнулась Энн,— есть же на черном рынке другие дельцы.
— Ты сознательно пытаешься представить меня жадным и мелочным, в то время как на самом деле я — один из самых ответственных участников колонизационного процесса на Марсе, потому-то наш брак и распался — ты специально принижала меня из ревности и соперничества. Не знаю, зачем я сюда приехал, с тобой невозможно разумно разговаривать, тебе обязательно надо во всем переходить на личности!