Белая леди
Шрифт:
— Я понимаю, что вы особенно думаете об этом, детектив Блум. Я знаком с делом о самоубийстве, хотя и не расследовал его лично.
— Значит, вам известно, какое оружие было применено…
— Да, сэр. «Кольт Детектив Спешл», тридцать второго калибра.
— Это оружие было найдено в трейлере во время обыска?
— Мы не делали обыск в трейлере, сэр. Эта леди заранее приготовила список пропавшего, и мы приняли это как… Да, сэр, мы искали улики: образцы волос, отпечатки обуви внутри и снаружи; но мы не искали оружия.
— Вам известно, что
— Мне неизвестно.
— А ее дочь не упоминала, что у матери был револьвер?
— Я не задавал дочери такого вопроса.
— А какие вопросы вы ей задавали?
— Обычные. Не видела ли она кого-нибудь, шляющегося вокруг в последние дни, не приглашала ли она кого-нибудь в трейлер, кто мог бы сунуть нос в холодильник, не заставала ли она кого-нибудь, кто не имел права находиться в трейлере. Она рассказала мне, что в последнее время нечасто бывала дома, имея в виду трейлер. Она жила у этого парня со львами.
— Дейв Шид.
— Да, сэр. Жила в его трейлере.
— Кто-нибудь… во время этих двух расследований… спрашивал Марию Торренс, владела ли когда-нибудь ее мать кольтом тридцать второго калибра?
— Я никогда не спрашивал ее об этом, сэр. В то время револьвер не фигурировал ни в каких преступлениях. Мы расследовали кражу. У нас не было причин расспрашивать об оружии. Я не знаю, что Лео… капитан Шульц… спрашивал у дочери, или какие вопросы задавал на допросе коронер. Вам лучше переговорить с ним о расследовании, которое он проводил. Как проходил допрос, вам следует…
— Вы можете меня связать с ним?
— Я бы с удовольствием, сэр, но у него сейчас отпуск. Март — это лучшая пора в Миссури.
— А где он сейчас, вы знаете?
— Он во Флориде.
Поездка от Калузы до Брэдентона заняла у Блума менее двадцати минут. Капитан Леопольд Шульц остановился с женой в мотеле на Тамайами-Трэйл, и ему совсем не хотелось заниматься полицейскими делами во время отпуска. Он прямо сказал Блуму по телефону…
— Я и моя жена заказали ужин на восемь тридцать. Это означает, что мы должны покинуть мотель в восемь пятнадцать. Таким образом, у вас есть только полчаса, чтобы задать вопросы. Честно говоря, детектив, я не понимаю, почему вы не можете спросить обо всем этом по телефону, как это сделал тот юрист?
— Какой юрист? — встрепенулся Блум.
— Здешний юрист, он звонил мне на той неделе.
— Мэттью Хоуп?
— Он самый.
— А когда на прошлой неделе?
— Утром в среду. Должно быть, в девять часов по местному времени.
Во Флориде было десять часов, прикинул Блум. Мэттью позвонил в ту самую минуту, когда, по его расчетам, они должны были быть на месте в Миссури.
— Он, случайно, не спрашивал вас о «Кольте Детектив…
— Да, сэр.
— …Спешл» тридцать второго калибра? Что вы рассказали ему?
— То же самое, что сейчас говорю вам.
Блум разглядывал Шульца. Он не сказал ему, что
— Я сказал, что у меня не было сомнений, что Уилла Торренс использовала этот револьвер, чтобы выстрелить и убить себя.
— У вас возникал вопрос, кому принадлежал этот револьвер?
— Вы хорошо натаскиваете ваших людей. Он спрашивал меня о том же.
— Он не принадлежит к числу моих людей.
— У меня сложилось впечатление, что он из здешней прокуратуры штата.
— И что вы сказали ему?
— Мы считаем, что этот револьвер принадлежал миссис Торренс.
— Кто это мы?
— Я и моя команда детективов, расследовавших дело.
— Считаете, что это ее револьвер?
— Обоснованное предположение, учитывая, что револьвер находился в ее руке.
— Вы кого-нибудь спрашивали, ее ли это револьвер?
— Кажется, у ее дочери.
— И что она ответила?
— Она предположила, что это револьвер ее матери.
— На каком основании?
— Она слышала, как ее мать говорила кому-то, что хочет купить револьвер. После ограбления.
— А оно произошло двумя днями раньше?
— Верно. Вы хорошо встряли в это дело, не так ли?
— Может быть, потому, что вечером в прошлую пятницу на Мэттью Хоупа было совершено покушение, — сухо ответил Блум.
— Очень сожалею.
Миссис Шульц оторвалась от телевизора. Она, казалось, тоже была ужасно огорчена, услышав, что на Мэттью было совершено покушение — но почти тут же снова отвернулась к телевизору.
— Он, случайно, не упоминал об ограблении?
— Нет, он не упоминал. Это я напомнил ему об этом. Когда я сказал, что дочь вспомнила о желании матери купить револьвер, он очень удивился: он не мог понять, зачем. И я рассказал ему, что за два дня до того, как она убила себя, в трейлере было совершено ограбление. Он хотел знать, что было украдено, я рассказал ему все, что мог вспомнить.
— Вы упомянули, что лейтенант Хейнце расследовал это дело?
— Нет, он меня не спрашивал об этом.
— Только хотел узнать, что было украдено?
— Да, только это…
— Он спрашивал, нашла ли полиция револьвер в трейлере, я имею в виду после ограбления?
— Да, кажется, он спрашивал об этом.
Конечно, он должен был спрашивать об этом. Но как могло быть, что никто в департаменте полиции Раттерфорда не подумал спросить об этом? Полдюжины копов возились в трейлере, снимая отпечатки, собирая обрывки одежды и волос, выискивая хоть какие-нибудь следы; а через два дня никто не подумал спросить, имелось ли там оружие за два дня до самоубийства.